![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
...Признаюсь, что эта история меня зацепила, вызвала эмоциональный отклик. Кусочки мозаики я выкладывала например http://naiwen.livejournal.com/948208.html здесь ("Плюс Пензенский пехотный полк") и http://naiwen.livejournal.com/972834.html здесь ("История Х класса Иванова")
(в этих первых постах было некоторое количество фактических ошибок, вызванных недостаточным знакомством с материалами на тот момент).
Теперь же хочу рассказать это подробно.
...Потому что тут оказался и драматизм событий, и драматизм характеров – и, конечно, очередной вариант ответа на вопрос «можешь выйти на площадь?..» - из числа вечных вопросов русской интеллигенции, вновь актуальных в текущих условиях. Здесь площадь – украинская снежная степь, здесь восстания проводятся в отсутствие всякого интернета, и так получается, что отрезанные друг от друга – вне связи, вне надежной информации – участники событий свои последние решения принимают поодиночке. 3 января между деревнями Трилесы и Пологи расстрелян картечью восставший Черниговский полк. Однако волна южного восстания еще катится – и, откатываясь, оставляет право последнего выбора четверым, совещающимся на квартирах Пензенского пехотного полка в местечке Старый Константинов. Их останется двое… и двое, потому что сказанные слова проведут черту между однополчанами и однопартийцами. Дальше – тишина.
«…После Спиридов поехал с Тютчевым в Константинов к Громницкому и Лисовскому. Он предложил начать восстание, спрашивая предварительно, полагаются ли они на своих солдат, готовы ли роты?
— Нет,— отвечали единогласно Громницкий и Лисовский,— мы не успели приготовить ни одного солдата.
Спиридов дал заметить, что почитает это неисполнением принятых на себя обязанностей, на что Лисовский с жаром вскричал:
— С. Муравьев требовал, чтобы мы действовали на солдат медленно; Бестужев-Рюмин говорил мне лично, равно как и всем, что восстание начнется не ранее августа 1826 года; поэтому я действовал сообразно с принятыми на себя обязанностями; клянусь всем, что для меня свято, что к назначенному времени вся рота пойдет за мною в огонь и в воду.
Громницкий оправдывал свое поведение тем же условием медленно действовать…
…Наконец, после долгих рассуждений, Спиридов и Тютчев, видя, что невозможно никого уговорить, уехали».
Так пишет Горбачевский.
Горбачевский пишет правду. Как мы выясним дальше, почти правду.
( Последний акт Южной трагедии )
Парадокс ситуации в том, что Андрей имеет с собой кучу писем – но ЛИЧНО он знает в Пензенском полку ровно одного человека – Петра Громницкого. Громницкий – из числа старых членов Общества соединенных славян, давний приятель братьев Борисовых. Вскоре после основания славянского общества Андрей вышел в отставку и уехал – в Лещинских лагерях его не было, остальные члены в Пензенском полку были приняты позже и без него. Поэтому он никого не знает - и его, соответственно, тоже никто не знает. В поисках Громницкого Андрей выясняет, что тот ночует у незнакомого ему Лисовского – и там же ночует Петр Зарецкий. Вот к ним-то троим на квартиру и вламывается Андрей глубокой ночью.
(продолжение следует)
(в этих первых постах было некоторое количество фактических ошибок, вызванных недостаточным знакомством с материалами на тот момент).
Теперь же хочу рассказать это подробно.
...Потому что тут оказался и драматизм событий, и драматизм характеров – и, конечно, очередной вариант ответа на вопрос «можешь выйти на площадь?..» - из числа вечных вопросов русской интеллигенции, вновь актуальных в текущих условиях. Здесь площадь – украинская снежная степь, здесь восстания проводятся в отсутствие всякого интернета, и так получается, что отрезанные друг от друга – вне связи, вне надежной информации – участники событий свои последние решения принимают поодиночке. 3 января между деревнями Трилесы и Пологи расстрелян картечью восставший Черниговский полк. Однако волна южного восстания еще катится – и, откатываясь, оставляет право последнего выбора четверым, совещающимся на квартирах Пензенского пехотного полка в местечке Старый Константинов. Их останется двое… и двое, потому что сказанные слова проведут черту между однополчанами и однопартийцами. Дальше – тишина.
«…После Спиридов поехал с Тютчевым в Константинов к Громницкому и Лисовскому. Он предложил начать восстание, спрашивая предварительно, полагаются ли они на своих солдат, готовы ли роты?
— Нет,— отвечали единогласно Громницкий и Лисовский,— мы не успели приготовить ни одного солдата.
Спиридов дал заметить, что почитает это неисполнением принятых на себя обязанностей, на что Лисовский с жаром вскричал:
— С. Муравьев требовал, чтобы мы действовали на солдат медленно; Бестужев-Рюмин говорил мне лично, равно как и всем, что восстание начнется не ранее августа 1826 года; поэтому я действовал сообразно с принятыми на себя обязанностями; клянусь всем, что для меня свято, что к назначенному времени вся рота пойдет за мною в огонь и в воду.
Громницкий оправдывал свое поведение тем же условием медленно действовать…
…Наконец, после долгих рассуждений, Спиридов и Тютчев, видя, что невозможно никого уговорить, уехали».
Так пишет Горбачевский.
Горбачевский пишет правду. Как мы выясним дальше, почти правду.
( Последний акт Южной трагедии )
Парадокс ситуации в том, что Андрей имеет с собой кучу писем – но ЛИЧНО он знает в Пензенском полку ровно одного человека – Петра Громницкого. Громницкий – из числа старых членов Общества соединенных славян, давний приятель братьев Борисовых. Вскоре после основания славянского общества Андрей вышел в отставку и уехал – в Лещинских лагерях его не было, остальные члены в Пензенском полку были приняты позже и без него. Поэтому он никого не знает - и его, соответственно, тоже никто не знает. В поисках Громницкого Андрей выясняет, что тот ночует у незнакомого ему Лисовского – и там же ночует Петр Зарецкий. Вот к ним-то троим на квартиру и вламывается Андрей глубокой ночью.
(продолжение следует)
