![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
raisadobkach... Когда в 1985 году я поступила в историко-архивный институт, у нас был в первом семестре один из первых предметов - "Введение в специальность". И по этому предмету нам сразу выдали список рекомендуемой литературы (помнится, из списка надо было что-то одно или два обязательно прочитать).
Возглавляла список эта книга. Марк Блок. "Апология истории".
Почему это как-то запомнилось - наверное, эту книгу прочитали все, кто был хоть сколько-то заинтересован в своей будущей профессии (а не просто в получении престижной корочки - такие в те времена на нашем курсе тоже были, хотя их было меньше, чем сейчас). Я купила эту книгу. Она до сих пор стоит в старой родительской квартире, в ярко-красной обложке - вот именно в таком виде она мне запомнилась - а пересказывать ее, наверное, абсолютно бессмысленно - потому что это действительно такая настольная книга, с которой должна начинаться специальность.
Какие должны быть цели исторического исследования? Что такое исторический метод и почему история - это наука, а не просто набор разрозненных в той или иной степени любопытных фактов? Как работать с историческими источниками?
"Папа, объясни мне, зачем нужна история". Так однажды спросил у отца-историка мальчик, весьма мне близкий. Я был бы рад сказать, что эта книга -- мой ответ. По-моему, нет лучшей похвалы для писателя, чем признание, что он умеет говорить одинаково с учеными и со школьниками. Однако такая высокая простота -- привилегия немногих избранных. И все же этот вопрос ребенка, чью любознательность я, возможно, не сумел полностью удовлетворить, я охотно поставлю здесь вместо эпиграфа. Кое-кто, наверняка, сочтет такую формулировку наивной. Мне же, напротив, она кажется совершенно уместной. Проблема, которая в ней поставлена с озадачивающей прямотой детского возраста, это ни мало, ни много -- проблема целесообразности, оправданности исторической науки.
Итак, от историка требуют отчета. Он пойдет на это не без внутреннего трепета: какой ремесленник, состарившийся за своим ремеслом, не спрашивал себя с замиранием сердца, разумно ли он употребил свою жизнь? Однако речь идет о чем-то куда более важном, чем мелкие сомнения цеховой морали. Эта проблема затрагивает всю нашу западную цивилизацию.
Книга в то время произвела впечатление. Хотя я не стала историком и никогда больше ее не перечитывала - осталась в памяти, как некий образующий субстрат. Вероятно, она еще в то время должна была соединиться с личностью, с эпохой - с тем Марком Блоком, французским историком-исследователем средневекового феодализма - который и написал это больше чем исследование. Но - вот я совершенно не помню, чтобы оно тогда соединилось. Вероятно, в том издании на полке у родителей было какое-то предисловие, рассказывающее про жизнь и смерть автора, вероятно, я это когда-то знала - но не вспомнила бы, если бы не случайный разговор. Когда совершенно по-новому представилась и книга в красной обложке, и сама биография немолодого близорукого солидного ученого-медиевиста - так переплелись история и ИСТОРИЯ, средние века и трагедии ХХ века...
Справка
Марк Блок (фр. Marc Léopold Benjamin Bloch; 6 июля 1886, Лион — 16 июня 1944, Сен-Дидье-лё-Форман) — французский историк еврейского происхождения, автор трудов по западноевропейскому феодализму, аграрным отношениям во Франции, общим проблемам методологии истории. Совместно с Люсьеном Февром основал журнал «Анналы» (1929). Один из основателей одноименной школы, произведшей переворот в исторической методологии. Участвовал в I и II мировой войнах в чине капитана, в 1940 году эвакуирован из Дюнкерка в Британию, вернулся оттуда во Францию, где участвовал в движении Сопротивления.
Из статьи выдающегося советского медиевиста А.Гуревича, посвященного Марку Блоку:
Некоторое время после поражения он преподавал в Страсбургском университете, переведенном в Клермон-Ферран, затем в Монпелье. Но работать в оккупированной Франции как историку и профессору у него не было возможности. Он получил приглашение переселиться в Алжир или в Соединенные Штаты и тем самым избавиться от преследований, угрожавших ему как представителю «неарийской расы» («Я еврей, — писал Блок, — но не вижу в этом причины ни для гордыни, ни для стыда, и отстаиваю свое происхождение лишь в одном случае: перед лицом антисемита») Его библиотеку украли немцы. О возвращении в Сорбонну не могло быть и речи. Он был вынужден отказаться от участия в редактировании «Анналов», выходивших в период оккупации нерегулярно, в виде сборников, однако продолжал печататься под псевдонимом М. Фужер.
Но Блок уже избрал для себя иной путь, единственный, по его убеждению, в момент национального унижения его родины. Связь с жизнью, с современностью всегда оставалась характернейшей чертой этого специалиста по истории далекого средневековья. Но то не был интерес бесстрастного стороннего наблюдателя — Блок, переживавший трагедию Франции как свою личную трагедию, не мог не вмешаться в ход событий и не принять в них самое активное участие. Натура борца, проявлявшаяся в нем ранее в кипучей деятельности, направленной на преобразование исторической науки, теперь искала себе иного выхода. Наблюдая хладнокровие Блока во время бомбардировки, один молодой офицер сказал ему: «Существуют профессиональные военные, которые никогда не станут воинами, и есть штатские люди — воины по натуре, вот вы — воин». Блок не возражал против подобной оценки. «Вопреки обычному предрассудку, — писал он, — привычка к научным поискам вовсе не так уж неблагоприятна для того, чтобы спокойно принять пари с судьбой». И Блок бросил ей вызов.
Уже в Клермон-Ферране и Монпелье он устанавливает контакты с первыми группами борцов за свободу. «Самый старый капитан во французской армии» (как он сам себя называл) вступил в ряды движения Сопротивления.
С 1943 г. он полностью отдается борьбе с нацистскими оккупантами и становится одним из руководителей подпольного движения патриотов на своей родине — в Лионе, членом региональной Директории Сопротивления. «Арпажон», «Шеврез», «Нарбонн», «Бланшар» — под этими кличками смело действовал немолодой и не очень здоровый физически человек, отец шестерых детей, ставший бойцом подпольной освободительной армии. Его товарищи по борьбе не знали его гражданской профессии, но они восхищались мужеством, методичностью и организованностью этого невысокого подвижного человека, глаза которого лукаво поблескивали сквозь большие очки.
В марте 1944 г. Блока схватили гестаповцы. Он стойко выдержал жестокие пытки, не раскрыв ни имен, ни явок. 16 июня он был расстрелян недалеко от Лиона вместе с группой патриотов. Последние его слова были: «Да здравствует Франция!»
Завещание Марка Блока, датированное 18 марта 1941 г., завершается так: «Я умираю, как и жил, добрым французом». На могильном камне он просил вырезать: «Dilexit veritatem» («Он любил истину»)
..."Апология истории" была написана в годы оккупации, в 1941-1942 годах, в подполье, в отсутствие украденной у автора библиотеки, с большими рисками. Автору, доказавшему своей жизнью и смертью справедливость своих собственных исторических выводов, оставалось жить два года.
И еще (или откуда, собственно, пошел разговор и воспоминание о книге в красной обложке) - среди 32 расстрелянных в Лионе вместе с Марком Блоком участников Сопротивления был некто Робер Моро. У него остались жена и ребенок, которые выжили и дожили до освобождения...
Вот такую историю захотелось записать сегодня, 8 мая. Накануне очередного Дня Победы. Общего Дня Победы, чтобы сегодня не говорили об этом - когда между неосталинистскими лозунгами, с одной стороны и "миллионами изнасилованных немецких женщин", с другой стороны как-то потерялось вот это, главное. Апология истории
P.S. А в кафе "Шоколадница" посетителям прямо в счет вкладывают георгиевские ленточки. Я как-то для себя так и не решила, как к этим ленточкам надо относиться - но ТАКАЯ профанация покоробила изрядно.
Возглавляла список эта книга. Марк Блок. "Апология истории".
Почему это как-то запомнилось - наверное, эту книгу прочитали все, кто был хоть сколько-то заинтересован в своей будущей профессии (а не просто в получении престижной корочки - такие в те времена на нашем курсе тоже были, хотя их было меньше, чем сейчас). Я купила эту книгу. Она до сих пор стоит в старой родительской квартире, в ярко-красной обложке - вот именно в таком виде она мне запомнилась - а пересказывать ее, наверное, абсолютно бессмысленно - потому что это действительно такая настольная книга, с которой должна начинаться специальность.
Какие должны быть цели исторического исследования? Что такое исторический метод и почему история - это наука, а не просто набор разрозненных в той или иной степени любопытных фактов? Как работать с историческими источниками?
"Папа, объясни мне, зачем нужна история". Так однажды спросил у отца-историка мальчик, весьма мне близкий. Я был бы рад сказать, что эта книга -- мой ответ. По-моему, нет лучшей похвалы для писателя, чем признание, что он умеет говорить одинаково с учеными и со школьниками. Однако такая высокая простота -- привилегия немногих избранных. И все же этот вопрос ребенка, чью любознательность я, возможно, не сумел полностью удовлетворить, я охотно поставлю здесь вместо эпиграфа. Кое-кто, наверняка, сочтет такую формулировку наивной. Мне же, напротив, она кажется совершенно уместной. Проблема, которая в ней поставлена с озадачивающей прямотой детского возраста, это ни мало, ни много -- проблема целесообразности, оправданности исторической науки.
Итак, от историка требуют отчета. Он пойдет на это не без внутреннего трепета: какой ремесленник, состарившийся за своим ремеслом, не спрашивал себя с замиранием сердца, разумно ли он употребил свою жизнь? Однако речь идет о чем-то куда более важном, чем мелкие сомнения цеховой морали. Эта проблема затрагивает всю нашу западную цивилизацию.
Книга в то время произвела впечатление. Хотя я не стала историком и никогда больше ее не перечитывала - осталась в памяти, как некий образующий субстрат. Вероятно, она еще в то время должна была соединиться с личностью, с эпохой - с тем Марком Блоком, французским историком-исследователем средневекового феодализма - который и написал это больше чем исследование. Но - вот я совершенно не помню, чтобы оно тогда соединилось. Вероятно, в том издании на полке у родителей было какое-то предисловие, рассказывающее про жизнь и смерть автора, вероятно, я это когда-то знала - но не вспомнила бы, если бы не случайный разговор. Когда совершенно по-новому представилась и книга в красной обложке, и сама биография немолодого близорукого солидного ученого-медиевиста - так переплелись история и ИСТОРИЯ, средние века и трагедии ХХ века...
Справка
Марк Блок (фр. Marc Léopold Benjamin Bloch; 6 июля 1886, Лион — 16 июня 1944, Сен-Дидье-лё-Форман) — французский историк еврейского происхождения, автор трудов по западноевропейскому феодализму, аграрным отношениям во Франции, общим проблемам методологии истории. Совместно с Люсьеном Февром основал журнал «Анналы» (1929). Один из основателей одноименной школы, произведшей переворот в исторической методологии. Участвовал в I и II мировой войнах в чине капитана, в 1940 году эвакуирован из Дюнкерка в Британию, вернулся оттуда во Францию, где участвовал в движении Сопротивления.
Из статьи выдающегося советского медиевиста А.Гуревича, посвященного Марку Блоку:
Некоторое время после поражения он преподавал в Страсбургском университете, переведенном в Клермон-Ферран, затем в Монпелье. Но работать в оккупированной Франции как историку и профессору у него не было возможности. Он получил приглашение переселиться в Алжир или в Соединенные Штаты и тем самым избавиться от преследований, угрожавших ему как представителю «неарийской расы» («Я еврей, — писал Блок, — но не вижу в этом причины ни для гордыни, ни для стыда, и отстаиваю свое происхождение лишь в одном случае: перед лицом антисемита») Его библиотеку украли немцы. О возвращении в Сорбонну не могло быть и речи. Он был вынужден отказаться от участия в редактировании «Анналов», выходивших в период оккупации нерегулярно, в виде сборников, однако продолжал печататься под псевдонимом М. Фужер.
Но Блок уже избрал для себя иной путь, единственный, по его убеждению, в момент национального унижения его родины. Связь с жизнью, с современностью всегда оставалась характернейшей чертой этого специалиста по истории далекого средневековья. Но то не был интерес бесстрастного стороннего наблюдателя — Блок, переживавший трагедию Франции как свою личную трагедию, не мог не вмешаться в ход событий и не принять в них самое активное участие. Натура борца, проявлявшаяся в нем ранее в кипучей деятельности, направленной на преобразование исторической науки, теперь искала себе иного выхода. Наблюдая хладнокровие Блока во время бомбардировки, один молодой офицер сказал ему: «Существуют профессиональные военные, которые никогда не станут воинами, и есть штатские люди — воины по натуре, вот вы — воин». Блок не возражал против подобной оценки. «Вопреки обычному предрассудку, — писал он, — привычка к научным поискам вовсе не так уж неблагоприятна для того, чтобы спокойно принять пари с судьбой». И Блок бросил ей вызов.
Уже в Клермон-Ферране и Монпелье он устанавливает контакты с первыми группами борцов за свободу. «Самый старый капитан во французской армии» (как он сам себя называл) вступил в ряды движения Сопротивления.
С 1943 г. он полностью отдается борьбе с нацистскими оккупантами и становится одним из руководителей подпольного движения патриотов на своей родине — в Лионе, членом региональной Директории Сопротивления. «Арпажон», «Шеврез», «Нарбонн», «Бланшар» — под этими кличками смело действовал немолодой и не очень здоровый физически человек, отец шестерых детей, ставший бойцом подпольной освободительной армии. Его товарищи по борьбе не знали его гражданской профессии, но они восхищались мужеством, методичностью и организованностью этого невысокого подвижного человека, глаза которого лукаво поблескивали сквозь большие очки.
В марте 1944 г. Блока схватили гестаповцы. Он стойко выдержал жестокие пытки, не раскрыв ни имен, ни явок. 16 июня он был расстрелян недалеко от Лиона вместе с группой патриотов. Последние его слова были: «Да здравствует Франция!»
Завещание Марка Блока, датированное 18 марта 1941 г., завершается так: «Я умираю, как и жил, добрым французом». На могильном камне он просил вырезать: «Dilexit veritatem» («Он любил истину»)
..."Апология истории" была написана в годы оккупации, в 1941-1942 годах, в подполье, в отсутствие украденной у автора библиотеки, с большими рисками. Автору, доказавшему своей жизнью и смертью справедливость своих собственных исторических выводов, оставалось жить два года.
И еще (или откуда, собственно, пошел разговор и воспоминание о книге в красной обложке) - среди 32 расстрелянных в Лионе вместе с Марком Блоком участников Сопротивления был некто Робер Моро. У него остались жена и ребенок, которые выжили и дожили до освобождения...
Вот такую историю захотелось записать сегодня, 8 мая. Накануне очередного Дня Победы. Общего Дня Победы, чтобы сегодня не говорили об этом - когда между неосталинистскими лозунгами, с одной стороны и "миллионами изнасилованных немецких женщин", с другой стороны как-то потерялось вот это, главное. Апология истории
P.S. А в кафе "Шоколадница" посетителям прямо в счет вкладывают георгиевские ленточки. Я как-то для себя так и не решила, как к этим ленточкам надо относиться - но ТАКАЯ профанация покоробила изрядно.
