![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
до Исторички дополз дневник Сабиньского в оригинале. Причем обнаружилось это достаточно случайно, так как в каталог его почему-то поместили не по имени автора дневника Юлиана Сабиньского, а по имени редактора Виктории Сливовской (Sliwowska). А я пыталась найти найти новую монографию Сливовской о Валериане Лукасинском (которой на самом деле вроде бы в библиотеке еще нет) и вот это обнаружила.
Соответственно, поскольку на русском языке пока издали только первый том дневников Сабиньского, то второй я взяла почитать в оригинале. Ну не прочитала за один раз, конечно - пока мельком пролистала. И вот сравнивая последние записи дневника и первый том - вначале Сабиньский ведет записи ежедневно. Собственно, первый том - с 1839 по 1843 год. А второй том - с 1844 года по 1857 год. И чем дальше - тем записи становятся реже, реже, реже... несколько последних лет, середина пятидесятых годов - буквально по несколько записей в году. И эти несколько записей - это почти непрерывный мартиролог. Умер такой-то - записывает Сабиньский. Умер Панов. Умерли братья Борисовы. Умер Муханов. Умерла Екатерина Трубецкая (он же всех знает, Сабиньский). Умер Щепковский.
И к каждой такой записи, последней строкой: Господи, дай мне силы дожить и увидеть своих детей. Пожалуйста, Господи...
и видно, как год за годом сдает, все сильнее сдает сильный, независимый человек, как с каждым годом тает его надежда...
и вот, наконец, самая последняя запись - он получает разрешение выехать и последний раз просит - пожалуйста, дай мне доехать до дома и увидеть детей (а тем временем Мария Казимировна Юшневская в Киеве хлопочет о том, чтобы дети не сидели на месте и выехали навстречу отцу). "Здесь кончается дневник моей неволи", - заканчивает Сабиньский - и все, дальше на Украине он уже записи не продолжает - видимо, он сдает рукопись с рук на руки детям.
... И вот знаете, я каждый раз думаю. Я очень не люблю рассуждения на тему о том, что "ну подумаешь, царская каторга и ссылка, они ведь так хорошо в ссылке жилис бабами и библиотеками... их бы вот в ГУЛАГ на годик - тогда бы узнали, мол, почем фунт лиха". Обидно, что это порой пишут не только обыватели, но и серьезные историки. Собственно, даже сама Виктория Сливовская - крупнейший исследователь политссылки - не удерживается в каком-то месте от замечания: мол, а вот Петр Боровский, например, в ссылке разбогател на золотых приисках. Вы, дескать, можете себе представить ссыльного в сталинское время, чтобы разбогател в ссылке? А вот на царской каторге...
Это очень странный аргумент, вообще говоря, тем более из уст специалиста. Во-первых, на одного разбогатевшего Боровского - десятки умерших в бедности и даже откровенной нищете. Во-вторых и в главных - но ведь люди в девятнадцатом веке ничего не знают о том, что там будет через сотню лет в ГУЛАГе. Они здесь и сейчас переживают свою собственную драму (как, например, Сабиньский разлуку со своими детьми). И упрекать людей за то, что их драма недостаточно драматична - как минимум странно (а у Боровского, кстати говоря, в Киеве осталась жена, которая не пожелала поехать за мужем - и хотя он действительно разбогател и после амнистии добровольно остался в Сибири, стал успешным купцом второй гильдии - но так никогда больше и не женился; это так, к слову).
Попутно (мельком, на что глаз упал) выясняется некоторое количество любопытных мелких подробностей. Вот, например, Сабиньский почему-то не поладил с Вольфом. При ближайшем рассмотрении выясняется, что Сабиньский недоволен тем, что Вольф, конечно, делает такое благородное дело и вообще уважаемый человек, но уж очень у него материалистичный взгляд на мир (он, наверное, с Петром Борисовым недостаточно общался). А вот еще любопытные мелочи: младший из ссыльного семейства Михальских и один из двух братьев Олизаров - Кароль - получили разрешение выехать из Сибири и поселиться в Вологде. Что вроде бы считалось смягчением наказания, поскольку Вологда - уже европейская часть России. И вот оба уехали в Вологду и... и пишут оттуда слезные письма, умоляя вернуть их обратно в Сибирь. Потому что выясняется, что в Вологде и климат хуже, и главное - никакого тебе ссыльного общества (и вообще никакого образованного общества), кругом одна пустыня, природная и человеческая. Но разрешения вернуться обратно в Забайкалье они не получают, и мыкаются в Вологде, и все им очень сочувствуют.
Еще такой момент. Сын генерала Гейсмара (да, того самого, который 3 января 1826 года расстрелял восстание Черниговского полка, а после еще раз отличился при подавлении Ноябрьского восстания), морской офицер, по каким-то делам службы оказывается в Сибири. И внезапно навещает Сабиньского со словами: как мой отец служил в Подолии, и я сам родом из Подолии и был знаком с вашим семейством, то не мог не навестить земляка в трудной жизненной ситуации и вот, приехал узнать, не нужно ли чем помочь.
В другом месте Сабиньский рассказывает про какого-то заезжего чиновника, который, желая понравиться местному ссыльному обществу, собрал политических ссыльных на какой-то обед у себя в гостях и, подвыпив, начал толкать речь в духе: "Ну давайте уже наконец искореним ненависть между нашими народами. Почему бы нам, наконец, не начать общаться на равных, как братья-славяне!" - на что Сабиньский не без ехидства ему ответил: "Ну вот когда мы с вами будем выпивать не в Сибири, тогда уж конечно и обязательно".
Прочее разное. Статья про процесс над "Черными братьями" в Литве и судьбы участников. Некоторое количество прекрасных подробностей. Оказывается, само это гимназическое общество создалось после того, как был арестован педагог этих детишек, один из филоматов - Ян Соболевский. И вот подростки решили организовать тайное общество для решения вопроса о том, как бы вызволить из тюрьмы своего педагога и заодно и остальных филоматов. Попутно они, как водится, не придумали ничего лучшего, как распространить стишки о конституции 3 мая (вероятно, чтобы помочь вызволить педагога - ну правда, что вы хотите, им по 14-16 лет). "Инициатором и фактическим творцом товарищества "Черных братьев" мог быть Ян Виткевич, в тот момент 14-летний, однако необыкновенно развитый физически и этим отличающийся от своих товарищей... комиссия осудила Янчевского и Виткевича, как наиболее виновных, на смертную казнь... однако Виткевичу, как самому младшему из осужденных, была дарована жизнь на основании постановления Сената от 2 мая 1766 года, в соответствии с котором нельзя было подвергать смертной казни лиц младше 16 лет..."
Все-таки местами это тоже такая прекрасная история, которая в некотором отношении является отличной иллюстрацией к истории российской государственной системы вообще. Дело в том, что эта система чудовищно рэндомна и непредсказуема (помните разговор про Казанское дело и "синдром Жеглова"?). Вот стукнуло Новосильцеву в голову - и отправили этих несчастных малолеток в ссылку. Система может осудить человека на смертную казнь за 13 пальцев, продержать без приговора 40 лет в одиночке - а может совершенно неожиданно дать возможность уникального социального лифта. Вот взял ссыльный Боровский и разбогател. Вот покровительствовал Перовский ссыльным - и сделал Виткевич при Перовском головокружительную карьеру дипломата и разведчика. Захотели в Омске выслужиться перед начальством - и раздули дело о заговоре с кровавыми жертвами. Захотел Перовский в точно таких же обстоятельствах при практически том же наборе доказательств слить "оренбургский заговор" - и слил. Потому что хозяин - барин, как известно (вообще-то Перовский мне нравится, и ссыльным он действительно помогал, но вопрос-то не в этом).
И будут сторонники системы обязательно тебе тыкать в нос именно этими уникальными примерами - вот, мол, в какой бы еще стране у ссыльного был бы шанс так выдвинуться? Ну и в самом деле, чего бы уж всех не сослать, сколько шансов на проявление инициативы было бы :))
(да, вот если бы, например, Муравьев-Амурский раньше стал генерал-губернатором, а не в последние годы николаевской ссылки - то, возможно, у некоторых "государственных преступников"-декабристов - например, у Торсона - тоже появилось бы больше шансов на самореализацию. Потому что, к тому времени, как Муравьев-Амурский начал покровительствовать ссыльным и осваивать Дальний Восток - так уж многим возраст и здоровье не позволили бы самореализовываться в подобном направлении).
Соответственно, поскольку на русском языке пока издали только первый том дневников Сабиньского, то второй я взяла почитать в оригинале. Ну не прочитала за один раз, конечно - пока мельком пролистала. И вот сравнивая последние записи дневника и первый том - вначале Сабиньский ведет записи ежедневно. Собственно, первый том - с 1839 по 1843 год. А второй том - с 1844 года по 1857 год. И чем дальше - тем записи становятся реже, реже, реже... несколько последних лет, середина пятидесятых годов - буквально по несколько записей в году. И эти несколько записей - это почти непрерывный мартиролог. Умер такой-то - записывает Сабиньский. Умер Панов. Умерли братья Борисовы. Умер Муханов. Умерла Екатерина Трубецкая (он же всех знает, Сабиньский). Умер Щепковский.
И к каждой такой записи, последней строкой: Господи, дай мне силы дожить и увидеть своих детей. Пожалуйста, Господи...
и видно, как год за годом сдает, все сильнее сдает сильный, независимый человек, как с каждым годом тает его надежда...
и вот, наконец, самая последняя запись - он получает разрешение выехать и последний раз просит - пожалуйста, дай мне доехать до дома и увидеть детей (а тем временем Мария Казимировна Юшневская в Киеве хлопочет о том, чтобы дети не сидели на месте и выехали навстречу отцу). "Здесь кончается дневник моей неволи", - заканчивает Сабиньский - и все, дальше на Украине он уже записи не продолжает - видимо, он сдает рукопись с рук на руки детям.
... И вот знаете, я каждый раз думаю. Я очень не люблю рассуждения на тему о том, что "ну подумаешь, царская каторга и ссылка, они ведь так хорошо в ссылке жили
Это очень странный аргумент, вообще говоря, тем более из уст специалиста. Во-первых, на одного разбогатевшего Боровского - десятки умерших в бедности и даже откровенной нищете. Во-вторых и в главных - но ведь люди в девятнадцатом веке ничего не знают о том, что там будет через сотню лет в ГУЛАГе. Они здесь и сейчас переживают свою собственную драму (как, например, Сабиньский разлуку со своими детьми). И упрекать людей за то, что их драма недостаточно драматична - как минимум странно (а у Боровского, кстати говоря, в Киеве осталась жена, которая не пожелала поехать за мужем - и хотя он действительно разбогател и после амнистии добровольно остался в Сибири, стал успешным купцом второй гильдии - но так никогда больше и не женился; это так, к слову).
Попутно (мельком, на что глаз упал) выясняется некоторое количество любопытных мелких подробностей. Вот, например, Сабиньский почему-то не поладил с Вольфом. При ближайшем рассмотрении выясняется, что Сабиньский недоволен тем, что Вольф, конечно, делает такое благородное дело и вообще уважаемый человек, но уж очень у него материалистичный взгляд на мир (он, наверное, с Петром Борисовым недостаточно общался). А вот еще любопытные мелочи: младший из ссыльного семейства Михальских и один из двух братьев Олизаров - Кароль - получили разрешение выехать из Сибири и поселиться в Вологде. Что вроде бы считалось смягчением наказания, поскольку Вологда - уже европейская часть России. И вот оба уехали в Вологду и... и пишут оттуда слезные письма, умоляя вернуть их обратно в Сибирь. Потому что выясняется, что в Вологде и климат хуже, и главное - никакого тебе ссыльного общества (и вообще никакого образованного общества), кругом одна пустыня, природная и человеческая. Но разрешения вернуться обратно в Забайкалье они не получают, и мыкаются в Вологде, и все им очень сочувствуют.
Еще такой момент. Сын генерала Гейсмара (да, того самого, который 3 января 1826 года расстрелял восстание Черниговского полка, а после еще раз отличился при подавлении Ноябрьского восстания), морской офицер, по каким-то делам службы оказывается в Сибири. И внезапно навещает Сабиньского со словами: как мой отец служил в Подолии, и я сам родом из Подолии и был знаком с вашим семейством, то не мог не навестить земляка в трудной жизненной ситуации и вот, приехал узнать, не нужно ли чем помочь.
В другом месте Сабиньский рассказывает про какого-то заезжего чиновника, который, желая понравиться местному ссыльному обществу, собрал политических ссыльных на какой-то обед у себя в гостях и, подвыпив, начал толкать речь в духе: "Ну давайте уже наконец искореним ненависть между нашими народами. Почему бы нам, наконец, не начать общаться на равных, как братья-славяне!" - на что Сабиньский не без ехидства ему ответил: "Ну вот когда мы с вами будем выпивать не в Сибири, тогда уж конечно и обязательно".
Прочее разное. Статья про процесс над "Черными братьями" в Литве и судьбы участников. Некоторое количество прекрасных подробностей. Оказывается, само это гимназическое общество создалось после того, как был арестован педагог этих детишек, один из филоматов - Ян Соболевский. И вот подростки решили организовать тайное общество для решения вопроса о том, как бы вызволить из тюрьмы своего педагога и заодно и остальных филоматов. Попутно они, как водится, не придумали ничего лучшего, как распространить стишки о конституции 3 мая (вероятно, чтобы помочь вызволить педагога - ну правда, что вы хотите, им по 14-16 лет). "Инициатором и фактическим творцом товарищества "Черных братьев" мог быть Ян Виткевич, в тот момент 14-летний, однако необыкновенно развитый физически и этим отличающийся от своих товарищей... комиссия осудила Янчевского и Виткевича, как наиболее виновных, на смертную казнь... однако Виткевичу, как самому младшему из осужденных, была дарована жизнь на основании постановления Сената от 2 мая 1766 года, в соответствии с котором нельзя было подвергать смертной казни лиц младше 16 лет..."
Все-таки местами это тоже такая прекрасная история, которая в некотором отношении является отличной иллюстрацией к истории российской государственной системы вообще. Дело в том, что эта система чудовищно рэндомна и непредсказуема (помните разговор про Казанское дело и "синдром Жеглова"?). Вот стукнуло Новосильцеву в голову - и отправили этих несчастных малолеток в ссылку. Система может осудить человека на смертную казнь за 13 пальцев, продержать без приговора 40 лет в одиночке - а может совершенно неожиданно дать возможность уникального социального лифта. Вот взял ссыльный Боровский и разбогател. Вот покровительствовал Перовский ссыльным - и сделал Виткевич при Перовском головокружительную карьеру дипломата и разведчика. Захотели в Омске выслужиться перед начальством - и раздули дело о заговоре с кровавыми жертвами. Захотел Перовский в точно таких же обстоятельствах при практически том же наборе доказательств слить "оренбургский заговор" - и слил. Потому что хозяин - барин, как известно (вообще-то Перовский мне нравится, и ссыльным он действительно помогал, но вопрос-то не в этом).
И будут сторонники системы обязательно тебе тыкать в нос именно этими уникальными примерами - вот, мол, в какой бы еще стране у ссыльного был бы шанс так выдвинуться? Ну и в самом деле, чего бы уж всех не сослать, сколько шансов на проявление инициативы было бы :))
(да, вот если бы, например, Муравьев-Амурский раньше стал генерал-губернатором, а не в последние годы николаевской ссылки - то, возможно, у некоторых "государственных преступников"-декабристов - например, у Торсона - тоже появилось бы больше шансов на самореализацию. Потому что, к тому времени, как Муравьев-Амурский начал покровительствовать ссыльным и осваивать Дальний Восток - так уж многим возраст и здоровье не позволили бы самореализовываться в подобном направлении).
