Бывали и удачные побеги...

...например, Сливовская в монографии "Побеги из Сибири" рассказывает любопытную историю Томаша Мрозовского.
Мрозовский - бывший студент Киевского университета, потом чиновник в Варшаве, был сначала стажером в Отделе просвещения, затем незадолго до своего ареста в 1838 году был "представлен на должность в паспортной секции Полицейского бюро в Варшаве". Его имя упоминалось в связи с расследованием деятельности киевской организации Шимона Конарского - в частности, арестованные в Киеве утверждали, что получали запрещенные книги из Одессы при посредничестве Мрозовского. В итоге он был арестован в Варшаве - "Томаш Мрозовский, католик, холост, 24-х лет, сын Катажины из Душевских и Анджея Мрозовского, уже умерших..." При аресте в бумагах Мрозовского было найдено много рукописных и печатных сочинений "подозрительного содержания". Показаний киевских студентов и вещественных доказательств хватило для того, чтобы в феврале 1839 года Мрозовского приговорили к 20 годам каторги в рудниках. Впрочем, в 1841 году наказание ему было сокращено на пять лет, через год - еще на пять, а в 1843 году Мрозовского перевели на поселение. ( Годом позже Мрозовский появился в Иркутске )

... По информации Агатона Гиллера, в 1854 году Мрозовский находился в Париже, уже в конце 1860-х годов фамилию Мрозовского упоминают еще некоторые эмигранты. Однако Мрозовского нет в списках ни одного из известных эмигрантских обществ и организаций; похоже, что он никому не рассказал о своих приключениях и ничего не написал о них. Возможно, его сдерживало то обстоятельство, что в России оставалась его семья, его брат Виктор проживал в Петербурге, сестра с мужем - в Курской губернии. Однако известно, что беглец все-таки вспомнил о местах своего изгнания: по словам ссыльного Каспера Машковского, Мрозовский "устроился в Париже, где с ним познакомился родственник омского купца Боткина, с которым он послал фисгармонику - благочестивое пожертвование для нерчинского костела". На этом связь Мрозовского с краем изгнания оборвалась. Он никогда не пытался вступить с кем-либо в переписку, никто о нем больше ничего не слышал.