Начало истории: http://naiwen.livejournal.com/1127249.html
...Прежде, чем я продолжу рассказ - небольшое лирическое отступление. Тут, кажется, мы потихонечку определяемся с проектом следующей игры - она будет с вероятностью "про Сибирь", да-да, поэтому я тут, можно сказать, потихоньку подготавливаю общественное мнение и рассказываю, как они там, "с бабами и библиотеками". Так вот, когда имеешь дело с историей политической каторги и ссылки - особенно первой половины девятнадцатого века - поражаешься количеству удивительно хороших людей, с которыми приходится сталкиваться (вероятно, и для более поздних периодов это верно - но там просто людей больше, выборка размывается). И это, конечно, не потому, что "пламенные революционеры" (с) изначально лучше своих, так сказать, идеологических противников :) (я далека от подобного подхода). Скорее, как ни парадоксально, когда люди оказались выдернуты не по своей воли из всякой "нормальной" жизни - с ее карьерой, светской мишурой, неизбежной суетностью бытия, когда их приравняли к "политическим мертвецам" - в этой ситуации у них оказалось гораздо больше возможностей сохранить "душу живу". Политическая ссылка этого периода зиждется на двух китах - удивительном опыте взаимопомощи и необыкновенном внутреннем, нравственном достоинстве. Именно это ощущение - "мы одной крови" - порождало такие удивительные, почти-Евангельские - истории, вроде вот этого рассказа.
(И вот, вспомнила - ведь, наверное, из нашего круга все знают историю скрипки Вадковского - а для остальных, вероятно, тоже стоило бы записать, ведь это тоже ТАКАЯ история...)
Это был конец лирического отступления, ( продолжаю рассказ о Петре Громницком... )
...Подлинная могила Громницкого в Усолье не сохранилась. Зато в Бельском сохранились остатки - хотя и перестроенного - дома Громницкого, и в этом доме уже в советское время была найдена икона "Распятие" (предположительно, написанная самим Громницким) - а на иконе цитата из Евангелия:
"Нет больше сей любви, как если кто душу положит за друзей своих... Если бы вы от мира были, то мир любил бы свое, а то вы не от мира, но я избрал вас от мира, потому и ненавидит вас мир... Ежели меня гнали, будут гнать и вас, ежели мое слово соблюдали, будут соблюдать и ваше..."
... Остановим это мгновение. Дальше мы узнаем больше о человеке, писавшем Громницкому письма - и о судьбе переписки Громницкого.
Часть 2, анонс
… Далеко, далеко в Забайкалье, за горами, за долами – лежит самый страшный каторжный рудник и самая страшная тюрьма того времени – Акатуй.
«Сибирское начальство стращало «безнадежных к исправлению»: «Сгниешь в Акатуе!» Михаил Бестужев утверждал, что «Акатуй — глубокая яма, окруженная со всех сторон горами». Жена декабриста Полина Анненкова вместе с другими верила, что близ акатуевских свинцовых рудников «воздух так тяжел, что на 300 верст в окружности нельзя держать никакой птицы — все дохнут…» …. Позже через акатуевскую каторгу пройдут сотни людей, некоторые доживут до лучших времен, оставят мемуары. Но в лунинские времена —«оставь надежду всяк сюда входящий»; оттуда не пишут писем, оттуда не выносят воспоминаний, туда не ездят купцы и не забредают странники: от Нерчинского завода еще 200 верст — у реки Газимур, близ Газимурского и Нерчинского хребтов» (с) Эйдельман «Лунин».
В Акатуе самые адские условия существования – часть заключенных здесь содержится на цепи, прикованными к стене. В Акатуй нельзя было попасть просто так – сюда попадали только безнадежные, самые страшные преступники – рецидивисты, осужденные за повторные преступления, совершенные уже в Сибири. Лунин вот доигрался до Акатуя. Но не только Лунин…
Продолжение: http://naiwen.livejournal.com/1128878.html
...Прежде, чем я продолжу рассказ - небольшое лирическое отступление. Тут, кажется, мы потихонечку определяемся с проектом следующей игры - она будет с вероятностью "про Сибирь", да-да, поэтому я тут, можно сказать, потихоньку подготавливаю общественное мнение и рассказываю, как они там, "с бабами и библиотеками". Так вот, когда имеешь дело с историей политической каторги и ссылки - особенно первой половины девятнадцатого века - поражаешься количеству удивительно хороших людей, с которыми приходится сталкиваться (вероятно, и для более поздних периодов это верно - но там просто людей больше, выборка размывается). И это, конечно, не потому, что "пламенные революционеры" (с) изначально лучше своих, так сказать, идеологических противников :) (я далека от подобного подхода). Скорее, как ни парадоксально, когда люди оказались выдернуты не по своей воли из всякой "нормальной" жизни - с ее карьерой, светской мишурой, неизбежной суетностью бытия, когда их приравняли к "политическим мертвецам" - в этой ситуации у них оказалось гораздо больше возможностей сохранить "душу живу". Политическая ссылка этого периода зиждется на двух китах - удивительном опыте взаимопомощи и необыкновенном внутреннем, нравственном достоинстве. Именно это ощущение - "мы одной крови" - порождало такие удивительные, почти-Евангельские - истории, вроде вот этого рассказа.
(И вот, вспомнила - ведь, наверное, из нашего круга все знают историю скрипки Вадковского - а для остальных, вероятно, тоже стоило бы записать, ведь это тоже ТАКАЯ история...)
Это был конец лирического отступления, ( продолжаю рассказ о Петре Громницком... )
...Подлинная могила Громницкого в Усолье не сохранилась. Зато в Бельском сохранились остатки - хотя и перестроенного - дома Громницкого, и в этом доме уже в советское время была найдена икона "Распятие" (предположительно, написанная самим Громницким) - а на иконе цитата из Евангелия:
"Нет больше сей любви, как если кто душу положит за друзей своих... Если бы вы от мира были, то мир любил бы свое, а то вы не от мира, но я избрал вас от мира, потому и ненавидит вас мир... Ежели меня гнали, будут гнать и вас, ежели мое слово соблюдали, будут соблюдать и ваше..."
... Остановим это мгновение. Дальше мы узнаем больше о человеке, писавшем Громницкому письма - и о судьбе переписки Громницкого.
Часть 2, анонс
… Далеко, далеко в Забайкалье, за горами, за долами – лежит самый страшный каторжный рудник и самая страшная тюрьма того времени – Акатуй.
«Сибирское начальство стращало «безнадежных к исправлению»: «Сгниешь в Акатуе!» Михаил Бестужев утверждал, что «Акатуй — глубокая яма, окруженная со всех сторон горами». Жена декабриста Полина Анненкова вместе с другими верила, что близ акатуевских свинцовых рудников «воздух так тяжел, что на 300 верст в окружности нельзя держать никакой птицы — все дохнут…» …. Позже через акатуевскую каторгу пройдут сотни людей, некоторые доживут до лучших времен, оставят мемуары. Но в лунинские времена —«оставь надежду всяк сюда входящий»; оттуда не пишут писем, оттуда не выносят воспоминаний, туда не ездят купцы и не забредают странники: от Нерчинского завода еще 200 верст — у реки Газимур, близ Газимурского и Нерчинского хребтов» (с) Эйдельман «Лунин».
В Акатуе самые адские условия существования – часть заключенных здесь содержится на цепи, прикованными к стене. В Акатуй нельзя было попасть просто так – сюда попадали только безнадежные, самые страшные преступники – рецидивисты, осужденные за повторные преступления, совершенные уже в Сибири. Лунин вот доигрался до Акатуя. Но не только Лунин…
Продолжение: http://naiwen.livejournal.com/1128878.html