raisadobkach | Мемуары графа Олизара, часть 2, глава 4 (окончание главы)

продолжаю публиковать перевод 4 главы мемуаров Олизара (пока без комментариев, только в паре мест сразу в тексте делаю необходимые пояснения).
Это окончание четвертой главы.
Перед этим мы закончили тем, что Олизар купил клочок земли в Крыму у подножия горы Аюдаг.

***

Так я стал собственником в древней Тавриде и, желая расширить свои владения, чтобы не пришлось потом дорого покупать прилегающие земли, лучшая почва которых позволяла мелким хозяевам высевать несколько корцов пшеницы (korzec – польская мера сыпучих тел - РД), я стал владельцем около 200 десятин земли. Когда позднее я начал строительство для того, чтобы осесть в принадлежащей мне колонии, заложил виноградник, плантацию оливковых деревьев и оградил владение циклопической каменной стеной, мои расходы достигли 80 тысяч рублей.

Все это сотворено было в надежде, что когда-либо бесчувственная Мария, для которой русский поэт Пушкин написал свою красивейшую поэму под названием: Бахчисарайский фонтан, осматривая когда-либо место, которое любила, кинула милосердный взор быть может запоздалого сожаления на нелюдимого отшельника Аюдага.

Я также назвал свое владение старинным греческим именем: Кардиатрикон, от двух слов kardia сердце и jatrikor лекарство, и был рад, что было забыто о татарском имени этого урочища Артек, что означало прозаично перепелка, хотя это имя опиралось на случающееся тут каждый год природное явление; поздней осенью огромные стаи перепелок, тяжелых после кормления на плодородных украинских нивах, перебирались на зиму в Анатолию; чтобы похудеть и легко перелететь через море, они собирались на этом вытянутом мысе и в течение пары недель лечились виноградом, и так велико в это время было число этих пташек, что татары бросали в них специальными предназначенными для этого палками и забивали их на лету.

За пару лет моего пребывания в этой пустыне я никого целыми днями и неделями не видал, кроме моего соседа Бороздина, порой минутного приезда графов Воронцовых и редкого общества, которое я мог найти в губернском городе Симферополе, куда несколько раз приезжал верхом за необходимым продовольствием. Это сильно влияло на утешение сердца; я жил в себе и своих болезненных воспоминаниях, которые развили настроения поэтические, которым я отдавался. Тогда я написал воспоминания, изданная часть которых была плодом моего отшельничества (здесь имеется в виду сборник стихов Олизара «Wspomnenia”, изданный впоследствии в Вильно – РД). Сомневаюсь, был ли я признан поэтом во мнении читателей, но, несомненно, был таковым по образцу своей тогдашней жизни. Вот и Мицкевич так меня приветствовал в своем сонете: Аюдаг:

«Так же и ты, о молодой поэт! Etc.

Когда Мария Р…. уже вышла за Волконского, вторая серия моих исповедей начиналась с воспоминания: Отчаяние!

«Твои, о Данте! слова несмертельные
Адские ворота, которые ты сотворил,
И высек в моем сердце – Уже и моя жизнь
Словно игрушка брошена бесчувственной женщине
Отбросило меня на другую сторону вечных ворот,
Уже не пройти мне через темный заслон!...

Уже не моя жена, ты светишь лучиной
Уже законом мести, уже надеждой злодея.

. . . . . .

Кто умел любить, хоть не был любимым,
Знает лишь право ненависти! … других не узнает
Желаю лишь этого права награды
За лишенье счастья, за лишенье свободы
Быть может она порой думала, что для меня это дорогая цена
Превыше всей любви… Твоя ненависть!

Жалость неба тайная тех спасает скрытно
Мир которых состоит из несчастья или кары;
Лишь когда они дойдут до предназначенной им меры
Обретут счастье изменить свою жизнь!
Так мать живет счастьем своей дочери;
Так отец еще сражается в битве, переживая сражение своего сына;
Нак настоящий влюбленный, отвергнутый влюбленный
Жить еще может… счастьем любимой!..

Эту болезнь сердца невозможно было победить влиянием рассудка, но лишь религиозным чувством долга. Наконец настало время выйти из этого романтического лабиринта, в котором упоенное сердце так долго блуждало без цели. Если бы по крайней мере это могло стать предостережением, но увы! не станет!

(далее пятая глава)