![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Окончание большого рассказа "Сказка о сгоревших письмах"
Начало:
история Петра Громницкого:
http://naiwen.livejournal.com/1127249.html
http://naiwen.livejournal.com/1127681.html
история Петра Высоцкого
часть 1: http://naiwen.livejournal.com/1128878.html детство и юность
часть 2: http://naiwen.livejournal.com/1129026.html накануне восстания, восстание и суд
часть 3: http://naiwen.livejournal.com/1131990.html история побега с Александровского завода
часть 4: http://naiwen.livejournal.com/1143033.html Акатуй
(Итак, настало время "закольцевать" наш рассказ, соединив концы истории вместе...)
О последующих годах жизни Высоцкого на поселении мы знаем, в основном, только из третьих рук. Практически единственными мемуаристами, которые лично встречались с Высоцким (а не пересказывали с чужих слов) были польский ссыльный Агатон Гиллер, оставивший длинные пафосные мемуары, и русский анархист Михаил Бакунин, который встретил Высоцкого уже после амнистии, по пути из ссылки домой. Тем не менее во второй половине сороковых – первой половине пятидесятых годов Высоцкий в Забайкалье стал личностью в некотором роде легендарной. По-видимому (точных данных нигде не приводится), уже при генерал-губернаторе Муравьеве-Амурском, благоволившем государственным и политическим преступникам всех видов, было узаконено положение Высоцкого в Акатуе, как ссыльнопоселенца (а не каторжанина). Высоцкий поселился в поселке вместе с Хлопицким, женившимся на местной сибирячке, и организованный ими «мыловаренный завод» (скорее, конечно, мастерская или мануфактура) трудоустраивал довольно значительное количество людей – в основном тоже ссыльных и вчерашних акатуйских каторжников. Неизвестно, насколько коммерчески успешным было предприятие – но Высоцкий и годы спустя продолжал ходить в каторжной одежде и жить в бедности: абсолютный альтруист, практически все заработанные деньги он отдавал для помощи ссыльным и местным жителям. Он пользовался огромным авторитетом среди забайкальских политссыльных: принимал участие в организации забайкальского огула (касса взаимопомощи польских ссыльных) и ссыльной передвижной библиотеки - и, не выезжая сам никуда из Акатуя, ежегодно в своем доме отмечал с приезжавшими к нему ссыльными годовщину Ноябрьского восстания. Что касается местных жителей, то они прониклись таким уважением к Высоцкому, что использовали его в качестве справедливого арбитра для решения всяких хозяйственных, семейных и прочих споров: «И вот как Петр Иванович скажет – так и будет».
Помимо участия в деятельности касс взаимопомощи ссыльных, Высоцкий, по-видимому, многим помогал и лично. Он писал письма. Посылал деньги. По каким-то своим каналам он узнавал о людях, по тем или иным причинам оставшихся без поддержки, не охваченных деятельностью ссыльных огулов, не получавших помощи из дома. Иногда это были отщепенцы в ссыльной среде – например, устав польского огула выключал из системы взаимопомощи пьяниц и тех, кто женился на местных женщинах (абсолютно идиотский пункт – потому что по факту почти половина ссыльных переженилась на сибирячках, и никакие заклинания об «утрате национального духа» не помогали ;) – РД): про Высоцкого же рассказывали, что он долгое время посылал письма и деньги какому-то опустившемуся ссыльному забулдыге (пока тот, вероятно, не спился окончательно). Сам Высоцкий годы спустя пояснял это так: «потому что никогда человек не должен быть один. Пережив одиночество, я думал поддержать тех, кто мог быть в подобной ситуации, не имея годами писем – я начал писать тем, кто может быть в этом нуждался…». Вероятно, от Лунина или еще от кого-то из ссыльных Высоцкий узнал о тяжелом материальном и моральном положении Громницкого, одиноко жившего в Бельском – и начал писать ему письма, посылать деньги, а затем и разыскивать родных Громницкого в Пензенской губернии, побуждая оказать помощь ссыльному брату. Мы совершенно ничего не знаем о содержании этих писем (собственно, мы даже не знаем, насколько хорошо Высоцкий писал по-русски). Может быть, он писал что-то вроде этого – как писал годы спустя, уже после амнистии, одному из прежних друзей:
«Каждый человек с самого рождения имеет перед собой сжато намеченную дорогу, с которой он ни вправо, ни влево отклониться не может, хоть бы она колючими шипами заваленная или железными кольцами утрамбованной была». Или так: «Народ, не имеющий свободы, имеет все-таки свою собственную историю. Человек, не имеющий свободы, имеет все-таки свое достоинство». Но может быть, это были совсем простые письма – например, про урожай картошки и капусты в Забайкалье. Потому что Высоцкий – человек простой, и ни разу не интеллектуал.
… Историки предполагают, что именно по ходатайству генерал-губернатора Муравьева-Амурского Высоцкий был включен в списки получивших амнистию в 1857 году (хотя формально, как «редицивист», совершивший повторное преступление в Сибири, не имел на это права). В 1857 году Высоцкий выехал из Забайкалья. О двадцати с лишних годах своей сибирской эпопеи он потом вспоминал так: «… везде живут люди, и я, несмотря на суровость каторги, встретил столько сочувствия и уважения, начиная от генерал-губернатора и кончая самым мелким чиновником и простым народом, что вскоре, насколько позволяли законы и установления, мою участь облегчили…» - этот удивительный человек, пройдя все круги ада, испытывал только благодарность к людям, с которыми его сталкивала судьба. И ни одного слова жалобы, никаких картинных страданий.

Выдающийся государственный деятель Николай Николаевич Муравьев-Амурский, генерал-губернатор Восточной Сибири с 1847 по 1861 год, способствовал присоединению Дальнего Востока к Российской империи и освоению дальневосточных земель, покровительствовал русским и польским политическим ссыльным
… По дороге из Забайкалья Высоцкий заехал на Усольский солеваренный завод – вероятно, повидаться со знакомыми, так как в то время там было много ссыльных, и многие собирались домой по амнистии. Таким образом, Высоцкий забрал хранившуюся у одного из ссыльных свою переписку с Громницким, а также письма родителей Громницкого – и с этими письмами выехал в европейскую Россию, намереваясь по дороге заехать в Пензенскую губернию и отдать письма сестре Громницкого, Ольге Федоровне, которая в последние годы жизни брата пыталась хлопотать за него. Однако Ольга Громницкая, которую Высоцкий разыскал в г.Керенске, письма не взяла – возможно, она ощущала свою вину перед покойным братом, или догадывалась о том, что Высоцкий на самом деле дорожит письмами, но «она сказала – возьмите себе, вам нужнее, и я был ей благодарен за этот дар». Прощаясь, Высоцкий обещал переслать Ольге Федоровне свой новый адрес, когда устроится на родине – но, по-видимому, дальнейшая связь была потеряна. Все письма уехали с Высоцким в Варшаву. В Пензенском областном архиве сохранилось дело о дворянстве рода Громницких, в котором в январе 1860 года девица Варвара Федоровна Громницкая «распиской объяснила» дворянскому депутатскому собранию, что «из рода Громницких кроме нее никого в живых нет (значит, Ольга к этому времени уже умерла – РД), сама же она не желает вести дело о дворянстве и не может за неимением средств представить гербовую бумагу». Депутатское собрание определило: «Дело о дворянстве Громницких считать конченным. Дальнейших затем причислений к роду Громницких не было, и имений, как видно из окладной книги, за ними в Пензенской губернии не состоит».

Петр Высоцкий после амнистии, фото около 1860 года
… Высоцкому не было разрешено поселиться в Варшаве, и он избрал местом своего жительства Варку – местечко своего рождения и детства. Патриотическая общественность и бывшие ссыльные по подписке собрали ему деньги и купили дом и небольшой участок земли. Внезапно объявились «невесты», претендующие на руку и сердце бывшего героя – в том числе бывшая нареченная, Юзефа Карская, которая так и не вышла замуж. Однако Высоцкий всем претенденткам вежливо отказал и поселился уединенно. В первые годы он состоял под надзором полиции и ежемесячно отмечался в участке в 20 км от Варки, куда ходил неизменно пешком. Накануне Январского восстания к нему обратилась патриотическая молодежь, предлагая возглавить новое повстанческое движение, однако Высоцкий отказался в резкой форме – ссылаясь в том числе на то, что если уж они в 1830-1831 году не смогли победить, имея за собой хорошую регулярную армию – то без армии бороться против всей мощи Российской империи есть натуральное безумие. После этого отказа особо экзальтированная молодежь начала травить старика, и он с годами все сильнее отдалялся от людей, превращаясь в человека-прошлое (где-то в те годы он пишет свои воспоминания о Ноябрьском восстании – и почти ни слова ни о суде, ни о побеге, ни о Сибири – впрочем, злые языки опять утверждают, что Высоцкий свои воспоминания писал не сам, поскольку не был мастером литературного слова…). Здоровье Высоцкого было уже основательно подорвано, с хозяйством он не справлялся и пригласил жить с собой семейную пару местных ремесленников, в обмен на помощь по хозяйству. Однако пани Табачинская, жена нового компаньона, оказалась склочной бабой и воровкой. Она помыкала стариком и беззастенчиво обворовывала его, месяцами кормя пустой картошкой и капустой – пользуясь мягким характером и бытовой непритязательностью Высоцкого, который лишь изредка пытался возражать. В эти годы Высоцкий поддерживал переписку практически с единственным из своих старых друзей, бывшим соратником по заговору подхорунжих Каролем Карсницким (письма Высоцкого к Карсницкому в дальнейшем оказались в Париже – и вот они-то сохранились и частично опубликованы Лепковским, собственно из этих писем мы и знаем обрывки всей этой истории)

Петр Высоцкий в последние годы жизни. Фотография конца 1860-начала 1870-х годов
В последующие годы здоровье Высоцкого все ухудшалось, и под конец он попытался продать дом и получить разрешение на проживание в Варшаве в каком-нибудь приюте или богадельне (в последние годы он почти ослеп и нуждался в уходе). Разрешение было дано, но воспользоваться им Высоцкий уже не успел: он умер в Варке 6 января 1875 года на 79 году жизни. И вот трагическая ирония судьбы: последние годы жизни Высоцкий провел в горьком одиночестве, а между тем его похороны в Варке вылились в патриотическую манифестацию молодежи, которая приезжала даже из Галиции и еще в течение месяца носила символический траур по герою Ноябрьского восстания – белую розу на красном фоне, приколотую к груди, а в костелах Галиции были отслужены заупокойные мессы о Высоцком и напечатаны некрологи (в Варшаве же упоминаний о смерти Высоцкого в прессе не появилось, и попытки молодежи ездить в Варку к могиле героя пресекались полицией).

Памятник Петру Высоцкому в Варке. Надпись на памятнике: «Майор Петр Высоцкий, герой Ноябрьской ночи 1830 года. «Все для родины, ничего для себя». В 150 годовщину возвращения из ссылки в Варку»
… Архив Высоцкого, включая те письма ссыльных (по-видимому, там была не только переписка Громницкого), которые он вывез из Сибири, в дальнейшем попал к одному из племянников Высоцкого. В 1920-х годах, после обретения независимости, кто-то из потомков передал все письма в Варшавский национальный архив. В 1944 году, при разрушении города во время Варшавского восстания, все письма сгорели – как и множество других писем, документов, мемуаров… и – кто оплакал судьбу документов, когда в городе погибли сотни тысяч людей?
… Но где-то там, на небесах, эти письма, конечно, существуют. Когда-нибудь ученые изобретут такие уникальные технологии, что их можно будет восстановить – потому что рукописи не горят. Но и сейчас все-таки мы тоже можем прочесть эти письма – в снах, в песнях, в памяти.
(Я все-таки закончила цикл и выложила его перед отъездом в Варшаву, и есть в этом что-то правильное)
Начало:
история Петра Громницкого:
http://naiwen.livejournal.com/1127249.html
http://naiwen.livejournal.com/1127681.html
история Петра Высоцкого
часть 1: http://naiwen.livejournal.com/1128878.html детство и юность
часть 2: http://naiwen.livejournal.com/1129026.html накануне восстания, восстание и суд
часть 3: http://naiwen.livejournal.com/1131990.html история побега с Александровского завода
часть 4: http://naiwen.livejournal.com/1143033.html Акатуй
(Итак, настало время "закольцевать" наш рассказ, соединив концы истории вместе...)
О последующих годах жизни Высоцкого на поселении мы знаем, в основном, только из третьих рук. Практически единственными мемуаристами, которые лично встречались с Высоцким (а не пересказывали с чужих слов) были польский ссыльный Агатон Гиллер, оставивший длинные пафосные мемуары, и русский анархист Михаил Бакунин, который встретил Высоцкого уже после амнистии, по пути из ссылки домой. Тем не менее во второй половине сороковых – первой половине пятидесятых годов Высоцкий в Забайкалье стал личностью в некотором роде легендарной. По-видимому (точных данных нигде не приводится), уже при генерал-губернаторе Муравьеве-Амурском, благоволившем государственным и политическим преступникам всех видов, было узаконено положение Высоцкого в Акатуе, как ссыльнопоселенца (а не каторжанина). Высоцкий поселился в поселке вместе с Хлопицким, женившимся на местной сибирячке, и организованный ими «мыловаренный завод» (скорее, конечно, мастерская или мануфактура) трудоустраивал довольно значительное количество людей – в основном тоже ссыльных и вчерашних акатуйских каторжников. Неизвестно, насколько коммерчески успешным было предприятие – но Высоцкий и годы спустя продолжал ходить в каторжной одежде и жить в бедности: абсолютный альтруист, практически все заработанные деньги он отдавал для помощи ссыльным и местным жителям. Он пользовался огромным авторитетом среди забайкальских политссыльных: принимал участие в организации забайкальского огула (касса взаимопомощи польских ссыльных) и ссыльной передвижной библиотеки - и, не выезжая сам никуда из Акатуя, ежегодно в своем доме отмечал с приезжавшими к нему ссыльными годовщину Ноябрьского восстания. Что касается местных жителей, то они прониклись таким уважением к Высоцкому, что использовали его в качестве справедливого арбитра для решения всяких хозяйственных, семейных и прочих споров: «И вот как Петр Иванович скажет – так и будет».
Помимо участия в деятельности касс взаимопомощи ссыльных, Высоцкий, по-видимому, многим помогал и лично. Он писал письма. Посылал деньги. По каким-то своим каналам он узнавал о людях, по тем или иным причинам оставшихся без поддержки, не охваченных деятельностью ссыльных огулов, не получавших помощи из дома. Иногда это были отщепенцы в ссыльной среде – например, устав польского огула выключал из системы взаимопомощи пьяниц и тех, кто женился на местных женщинах (абсолютно идиотский пункт – потому что по факту почти половина ссыльных переженилась на сибирячках, и никакие заклинания об «утрате национального духа» не помогали ;) – РД): про Высоцкого же рассказывали, что он долгое время посылал письма и деньги какому-то опустившемуся ссыльному забулдыге (пока тот, вероятно, не спился окончательно). Сам Высоцкий годы спустя пояснял это так: «потому что никогда человек не должен быть один. Пережив одиночество, я думал поддержать тех, кто мог быть в подобной ситуации, не имея годами писем – я начал писать тем, кто может быть в этом нуждался…». Вероятно, от Лунина или еще от кого-то из ссыльных Высоцкий узнал о тяжелом материальном и моральном положении Громницкого, одиноко жившего в Бельском – и начал писать ему письма, посылать деньги, а затем и разыскивать родных Громницкого в Пензенской губернии, побуждая оказать помощь ссыльному брату. Мы совершенно ничего не знаем о содержании этих писем (собственно, мы даже не знаем, насколько хорошо Высоцкий писал по-русски). Может быть, он писал что-то вроде этого – как писал годы спустя, уже после амнистии, одному из прежних друзей:
«Каждый человек с самого рождения имеет перед собой сжато намеченную дорогу, с которой он ни вправо, ни влево отклониться не может, хоть бы она колючими шипами заваленная или железными кольцами утрамбованной была». Или так: «Народ, не имеющий свободы, имеет все-таки свою собственную историю. Человек, не имеющий свободы, имеет все-таки свое достоинство». Но может быть, это были совсем простые письма – например, про урожай картошки и капусты в Забайкалье. Потому что Высоцкий – человек простой, и ни разу не интеллектуал.
… Историки предполагают, что именно по ходатайству генерал-губернатора Муравьева-Амурского Высоцкий был включен в списки получивших амнистию в 1857 году (хотя формально, как «редицивист», совершивший повторное преступление в Сибири, не имел на это права). В 1857 году Высоцкий выехал из Забайкалья. О двадцати с лишних годах своей сибирской эпопеи он потом вспоминал так: «… везде живут люди, и я, несмотря на суровость каторги, встретил столько сочувствия и уважения, начиная от генерал-губернатора и кончая самым мелким чиновником и простым народом, что вскоре, насколько позволяли законы и установления, мою участь облегчили…» - этот удивительный человек, пройдя все круги ада, испытывал только благодарность к людям, с которыми его сталкивала судьба. И ни одного слова жалобы, никаких картинных страданий.

Выдающийся государственный деятель Николай Николаевич Муравьев-Амурский, генерал-губернатор Восточной Сибири с 1847 по 1861 год, способствовал присоединению Дальнего Востока к Российской империи и освоению дальневосточных земель, покровительствовал русским и польским политическим ссыльным
… По дороге из Забайкалья Высоцкий заехал на Усольский солеваренный завод – вероятно, повидаться со знакомыми, так как в то время там было много ссыльных, и многие собирались домой по амнистии. Таким образом, Высоцкий забрал хранившуюся у одного из ссыльных свою переписку с Громницким, а также письма родителей Громницкого – и с этими письмами выехал в европейскую Россию, намереваясь по дороге заехать в Пензенскую губернию и отдать письма сестре Громницкого, Ольге Федоровне, которая в последние годы жизни брата пыталась хлопотать за него. Однако Ольга Громницкая, которую Высоцкий разыскал в г.Керенске, письма не взяла – возможно, она ощущала свою вину перед покойным братом, или догадывалась о том, что Высоцкий на самом деле дорожит письмами, но «она сказала – возьмите себе, вам нужнее, и я был ей благодарен за этот дар». Прощаясь, Высоцкий обещал переслать Ольге Федоровне свой новый адрес, когда устроится на родине – но, по-видимому, дальнейшая связь была потеряна. Все письма уехали с Высоцким в Варшаву. В Пензенском областном архиве сохранилось дело о дворянстве рода Громницких, в котором в январе 1860 года девица Варвара Федоровна Громницкая «распиской объяснила» дворянскому депутатскому собранию, что «из рода Громницких кроме нее никого в живых нет (значит, Ольга к этому времени уже умерла – РД), сама же она не желает вести дело о дворянстве и не может за неимением средств представить гербовую бумагу». Депутатское собрание определило: «Дело о дворянстве Громницких считать конченным. Дальнейших затем причислений к роду Громницких не было, и имений, как видно из окладной книги, за ними в Пензенской губернии не состоит».

Петр Высоцкий после амнистии, фото около 1860 года
… Высоцкому не было разрешено поселиться в Варшаве, и он избрал местом своего жительства Варку – местечко своего рождения и детства. Патриотическая общественность и бывшие ссыльные по подписке собрали ему деньги и купили дом и небольшой участок земли. Внезапно объявились «невесты», претендующие на руку и сердце бывшего героя – в том числе бывшая нареченная, Юзефа Карская, которая так и не вышла замуж. Однако Высоцкий всем претенденткам вежливо отказал и поселился уединенно. В первые годы он состоял под надзором полиции и ежемесячно отмечался в участке в 20 км от Варки, куда ходил неизменно пешком. Накануне Январского восстания к нему обратилась патриотическая молодежь, предлагая возглавить новое повстанческое движение, однако Высоцкий отказался в резкой форме – ссылаясь в том числе на то, что если уж они в 1830-1831 году не смогли победить, имея за собой хорошую регулярную армию – то без армии бороться против всей мощи Российской империи есть натуральное безумие. После этого отказа особо экзальтированная молодежь начала травить старика, и он с годами все сильнее отдалялся от людей, превращаясь в человека-прошлое (где-то в те годы он пишет свои воспоминания о Ноябрьском восстании – и почти ни слова ни о суде, ни о побеге, ни о Сибири – впрочем, злые языки опять утверждают, что Высоцкий свои воспоминания писал не сам, поскольку не был мастером литературного слова…). Здоровье Высоцкого было уже основательно подорвано, с хозяйством он не справлялся и пригласил жить с собой семейную пару местных ремесленников, в обмен на помощь по хозяйству. Однако пани Табачинская, жена нового компаньона, оказалась склочной бабой и воровкой. Она помыкала стариком и беззастенчиво обворовывала его, месяцами кормя пустой картошкой и капустой – пользуясь мягким характером и бытовой непритязательностью Высоцкого, который лишь изредка пытался возражать. В эти годы Высоцкий поддерживал переписку практически с единственным из своих старых друзей, бывшим соратником по заговору подхорунжих Каролем Карсницким (письма Высоцкого к Карсницкому в дальнейшем оказались в Париже – и вот они-то сохранились и частично опубликованы Лепковским, собственно из этих писем мы и знаем обрывки всей этой истории)

Петр Высоцкий в последние годы жизни. Фотография конца 1860-начала 1870-х годов
В последующие годы здоровье Высоцкого все ухудшалось, и под конец он попытался продать дом и получить разрешение на проживание в Варшаве в каком-нибудь приюте или богадельне (в последние годы он почти ослеп и нуждался в уходе). Разрешение было дано, но воспользоваться им Высоцкий уже не успел: он умер в Варке 6 января 1875 года на 79 году жизни. И вот трагическая ирония судьбы: последние годы жизни Высоцкий провел в горьком одиночестве, а между тем его похороны в Варке вылились в патриотическую манифестацию молодежи, которая приезжала даже из Галиции и еще в течение месяца носила символический траур по герою Ноябрьского восстания – белую розу на красном фоне, приколотую к груди, а в костелах Галиции были отслужены заупокойные мессы о Высоцком и напечатаны некрологи (в Варшаве же упоминаний о смерти Высоцкого в прессе не появилось, и попытки молодежи ездить в Варку к могиле героя пресекались полицией).

Памятник Петру Высоцкому в Варке. Надпись на памятнике: «Майор Петр Высоцкий, герой Ноябрьской ночи 1830 года. «Все для родины, ничего для себя». В 150 годовщину возвращения из ссылки в Варку»
… Архив Высоцкого, включая те письма ссыльных (по-видимому, там была не только переписка Громницкого), которые он вывез из Сибири, в дальнейшем попал к одному из племянников Высоцкого. В 1920-х годах, после обретения независимости, кто-то из потомков передал все письма в Варшавский национальный архив. В 1944 году, при разрушении города во время Варшавского восстания, все письма сгорели – как и множество других писем, документов, мемуаров… и – кто оплакал судьбу документов, когда в городе погибли сотни тысяч людей?
… Но где-то там, на небесах, эти письма, конечно, существуют. Когда-нибудь ученые изобретут такие уникальные технологии, что их можно будет восстановить – потому что рукописи не горят. Но и сейчас все-таки мы тоже можем прочесть эти письма – в снах, в песнях, в памяти.
(Я все-таки закончила цикл и выложила его перед отъездом в Варшаву, и есть в этом что-то правильное)
no subject
Date: 2015-01-04 07:42 am (UTC)no subject
Date: 2015-01-04 07:59 am (UTC)А если непосредственно в журнал войти - тогда раскрывается?
В любом случае я ведь не могу делать длинные посты с картинками без ката.
no subject
Date: 2015-01-04 10:06 am (UTC)Технологий таких никогда не создадут - информация, в отличие от материи и энергии, не подвержена законам сохранения. Но, коль скоро тебе удалось собрать воедино сохранившиеся черепки этой истории, разве не необходимо зафиксировать их в единой публикации?!?
no subject
Date: 2015-01-04 03:53 pm (UTC)А насчет единой публикации: интернет - лучшее окно в мир. Вот придет Любелия, соберет мои файлики воедино и выложит на сайт :) (да, я хочу, чтобы оно было на сайте)
no subject
Date: 2015-01-04 10:06 am (UTC)no subject
Date: 2015-01-04 03:53 pm (UTC)no subject
Date: 2015-01-04 01:59 pm (UTC)no subject
Date: 2015-01-04 03:55 pm (UTC)