В библиотеке...

1) В фойе выставка книг на тему "История русского чиновничества и русской бюрократии". Очень, кстати, интересные книги и статьи местами выставлены, я бы даже кое-что собралась почитать.

2) Нашла очень интересные мемуары "про Сибирь и ссылку". Называется: И.И.Попов, "Минувшее и пережитое". Автор - народоволец (из поздней генерации, был связан с "Молодой партией Народной воли", Германом Лопатиным и партией "Пролетариат"), за свою политическую деятельность оказался в ссылке в Кяхте, где женился на дочери небезызвестного купца А.М.Лушникова - который в свое время в Селенгинске был воспитанником декабристов Бестужевых. Собственно, именно я на эти мемуары вышла по ссылке, когда собирала материалы о Торсонах в Селенгинске. Вот он очень интересно рассказывает про семью Лушниковых, про их семейные предания, дружбу с декабристами, наследие декабристов в Кяхте и Селенгинске и многое другое. Также вообще очень интересно рассказывает про сибирские нравы, про местное купечество (в очередной раз убеждаешься в том, насколько Сибирь - не вполне Россия), про историю Кяхты, про пограничную (в том числе контрабандную) торговлю с Китаем. А также про политическую ссылку и общественную жизнь в Сибири в 1880-1890-е годы: позднее он перебирается в Иркутск и там становится сотрудником Иркутского музея, а также совладельцем и редактором сибирской газеты либерально-демократического направления "Восточное обозрение", где половина редакции и корреспондентов состоит из разнообразных политссыльных, включая такие известные имена, как Серошевский, Клеменц, Брешко-Брешковская (будущая эсерка) и другие. Все это очень живо и интересно написано, хорошим языком, с юмором и без лишнего пафоса.
Это я читала вторую часть его мемуаров (издано уже в 1924 году, и с тех пор, кажется, не переиздавалось, хотя сам автор счастливо дожил до 1942 года и умер в Москве в возрасте 80 лет), теперь - раз мне автор понравился - хочу взять первую часть, где он собственно рассказывает о начале своей революционной деятельности.

3) Напротив меня опять всю дорогу спала девица. Уже другая. Я испугалась, вдруг опять обнаружится забытый кот - но на этот раз все обошлось. Девица просто выспалась на книжках и незаметно ушла.

Пока продолжу в общих чертах рассказывать про судьбу Торсона...

... в общем, дальше было сначала, как у всех. Сначала Чита (собственно, он был одним из первых, кто прибыл в Читинский острог), затем Петровский. И вот, как я уже сказала, человеку с его анамнезом было на каторге чертовски плохо, он был среди тех, кто никак не мог принять свое новое положение и продолжал жить прошлым и пустыми надеждами. Михаил Бестужев вспоминает, что он все время тайком сочинял какие-то прошения, планы преобразований на флоте и с ним (Михаилом) - единственным человеком, которому Торсон еще доверял - делился своими тайными планами обязательно все это собрать, преподнести императору - и уж тогда император обязательно проникнется, всех помилует (наверное, не только Торсона) и немедленно начнет все эти планы преобразований осуществлять. Исписывал тонны бумаги, сделался подозрителен и фактически находился на грани едва ли не психического заболевания.

... И при этом вот нельзя сказать, чтобы человек совершенно опустился и сидел без дела. В какой-то степени ему было легче, чем многим другим - как и другие морские офицеры, как и братья Бестужевы, у него были золотые руки, он владел любыми ремеслами, он и механик, и столяр, и портной, и, в общем, другие узники периодически упоминают о том, что Торсон то кому-то детскую люльку сделал, то общественную мельницу починил, то еще что-то полезное. Опять-таки, читал лекции по истории своего кругосветного плавания, читал даже лекции по системе русских финансов (и такое есть упоминание в мемуарах - уж как он их читал, не знаю, потому что в экономике, в отличие от механики, он мало что понимал - о чем ниже), обучал желающих голландскому языку - в общем, был человек при деле. И все равно не хватало ему - моря, простора, кораблей, географических открытий. ( Он на поселение с каторги вышел в 1836 году... )

Очень хочется верить, что и это когда-нибудь тоже изменится. Нашли же подлинный портрет Пестеля (вместо тех "копий с копии", которые публиковались десятилетиями). Всплыл из небытия считавшийся навсегда утраченным сибирский дневник Юлиана Сабиньского. Чудеса случаются. Вдруг и Константину Петровичу повезет хотя бы спустя полтора с лишним века после смерти?

История одной песни: "С дымом пожаров" ("Хорал")

…Начать рассказ об этой – одной из самых известных польских революционных и патриотических песен XIX века, дожившей и до наших дней - хочу со сцены из романа Всеволода Крестовского «Кровавый пуф» («антинигилистический» роман, написанный с верноподданных монархических позиций, см.здесь и здесь описание романа): коварная польская графиня Цезарина Маржецкая соблазняет доверчивого русского юношу Хвалынцева:

Она пела по-польски… пения ее до сей минуты он еще не слыхал ни разу. Его поразил и этот звучный, симпатичный голос, и эта страстно-религиозная выразительность самой манеры пения. Он стоял тихо, почти затаив дыхание, из боязни обнаружить свое присутствие и нарушить им вдохновение этой минуты. А эта женщина, казалось, вся была полна теперь вдохновения и религиозного восторга. Одета она была совсем по-домашнему, в кашемировый пеньюар, с черными четками на шее. На руке, открытой гораздо выше кисти, чернел вороненый браслет, в виде каторжной цепи. На плечи и спину ее падали густыми, тяжелыми волнами распущенные пепельные волосы -- самая модная польская прическа того времени, служившая одним из символов скорби по отчизне. …звуки, не переставая торжественно греметь и стонать под ее пальцами, мало-помалу перелились в иные тоны, которые дышали еще большим, почти фанатическим религиозным экстазом, и снова зазвучал ее контральто:
С дымом пожаров и с кровию братий
Бьет в небеса наш отчаянный голос.
Вопли последние... стоны проклятий...
С этих молитв побелеет и волос!
Этот молящийся женский голос, эти религиозно-торжественные звуки, этот напев, полный фанатизма и чего-то трагического, и наконец, самый смысл этих исступленных многоскорбных слов -- все это глубоко проникало в душу юноши и произвело на него потрясающее действие. Многое поднялось и заговорило в нем в эту минуту: и сладкий трепет религиозного восторга, и упоение звуками прекрасного голоса, и теплое, страстное чувство увлечения этою женщиною, и боль щемящая, и энергическая решимость все принести в жертву ради этого идола».


К сожалению, не могу предложить вам запись в столь же трагическом женском исполнении :)), послушаем песню сначала в мужском исполнении соло.

( Читать далее перевод и исторический комментарий... )

Текст песни Уейского был впервые опубликован в эмигрантском сборнике в 1847 году под названием "Хорал". Популярность приобрела годом спустя, во время революционных событий "Весны народов", а позже - как уже было сказано - массово распространилась во время манифестационного движения накануне Январского восстания. Но на этом история песни не закончилась.

Продолжение здесь: http://naiwen.livejournal.com/1259158.html