![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Германия: город Фульда...
Aug. 17th, 2014 11:53 amеще немного картинок - прогулка по красивому старинному городу Фульда в земле Гессен.
( Кафедральный собор и Михайловская церковь )
( Кафедральный собор и Михайловская церковь )
Aug. 17th, 2014
Неожиданно я решила заявиться на кабинетку по Второй Мировой войне, хотя раньше никогда этого не хотела. Помимо желания выгулять некоторых тараканов, есть еще и желание выгулять некоторых образовавшихся в голове персонажей и персонажные завязки (интересно, а Анну Якимову я все-таки когда-нибудь выгуляю? На "Провинциальных историях" она не сыграла - даром, что я ее заявляла, конечно, под другим именем, потом была мысль выгулять ее на кабинетке Лоссэ по "Белой гвардии" - но Лоссэ отменил игру и в любом случае теперь я к нему бы вряд ли поехала).
А вот - еще Анна, и это вполне реальное историческое лицо, у которой есть начало биографии - а продолжения не имеется (точнее, мне неизвестно). Анна Шварце родилась в Иркутской губернии в крепости Тунка. С 1820-х годов казачья крепость Тунка стала место политической ссылки: первым здесь оказался в 1829 году уже хорошо известный нам Юлиан Люблинский. Спустя год он подал прошение на разрешение жениться на местной казачке Агафье Тюменцевой - и это вызвало переполох в Третьем отделении, потому что раньше Люблинского успел жениться только один ссыльный - Мозгалевский в Нарыме, и он-то женился безо всякого разрешения, просто священник взял да и повенчал, еще и запись сделал вместо положенного "венчался государственный преступник" - "венчался несчастный Николай Мозгалевский...". Потому что в Сибири - другие критерии. Ссыльный - значит несчастный.
Ну вот, а Люблинский был вторым, и по поводу его желания вступить в законным брак возникла длинная переписка местных властей с Третьим отделением, закончившаяся личным разрешением Бенкендорфа и разъяснением о том, что жена из местных также подвергаеся одинаковой со ссыльным участи и не имеет права покинуть место ссылки до его смерти.
О дальнейшей судьбе Люблинских я уже писала.
В 1860-е годы Тунка стала местом ссылки участников Январского восстания, в 1866 году власти распорядились собрать здесь вместе всех ссыльных духовного звания - так в Тунке оказалось сразу около 200 ксендзов, католических монахов и даже 2 православных священника. Потом здесь были еще и еще поколения ссыльных.
А в 1883 году здесь оказался - после долгих приключений - Бронислав Шварце, о котором я также уже неоднократно упоминала. Отец Шварце - из семьи ополяченных немцев, зажиточных варшавских мещан, участвовал в Ноябрьском восстании и оказался в эмиграции. Бронислав Шварце родился во Франции в бретонском городе Динан - и когда мы в марте с Диной гуляли по Динану, я этого еще не знала, а то бы непременно поискала улицу и дом, поскольку адрес семьи Шварце в документах сохранился :) Закончив Высшую политехническую школу в Париже и став инженеров, Шварце отправился в Россию и устроился служащим на Петербургско-Варшавской железной дороге и здесь окунулся в конспирацию накануне Январского восстания, примкнув к наиболее радикальному крылу партии "красных". Член ЦНК красных, он был арестован незадолго до начала восстания, оказал вооруженное сопротивление при аресте, приговорен к смертной казни - но помилован как французский подданный и провел семь лет в одиночной камере в Шлиссельбурге. Затем он оказался в крепости Верный, а потом в ссылке в Томске - где принял активное участие в создании и деятельности "Красного креста "Народной воли". По процессу "Красного креста" непокорного старого революционера (которому к этому времени было уже за пятьдесят) сослали еще дальше - в Тунку.
И вот здесь Шварце решил жениться. На казачке. Дада, тункинские казачки - вероятно, очень подходящие жены для польских ссыльных :) В этом браке родилось трое детей, в том числе старшая - Анна - но мать их вскоре умерла от чахотки. В Тунке любопытно проследить еще две связи Шварце. Во-первых, в те же годы в ссылке оказался Юзеф Пилсудский (за участие в партии "Пролетариат") - будущий фактический руководитель независимого польского государства в межвоенный период. Известно, что Шварце с Пилсудским встречался и общался (и есть еще история брата Пилсудского - ученого, лингвиста и этнографа Бронислава Пилсудского - и это настоящий детектив, о котором не здесь). А еще в Тунке оказался русский революционер - землеволец Леонид Петрович Буланов. Его брат, чернопеределец Анатолий Буланов, был женат на Ольге Булановой-Трубниковой - дочери Марии Трубниковой, внучке декабриста Василия Ивашева и француженки Камиллы Ле-Дантю, добровольно приехавшей к жениху в ссылку.
Так вот, Ольга Буланова - биограф своей семьи - записывая в числе прочего биографию своего мужа и брата мужа, вспоминала про то, что Леонид Буланов и Бронислав Шварце совместно организовали в Тунке школу для местных детей (все политссыльные обязательно первым делом организуют школу для местных детей - именно поэтому в Сибири к "политическим" относятся совершенно не так, как в центральной России, там они не "разрушители устоев", а благодетели края), а для прочих ссыльных - курсы изучения иностранных языков. В Тунке Шварце пробыл около 9 лет - и в 1892 году наконец-то получил разрешение на выезд на родину (а Булановы незадолго до этого были переведены в Минусинск, где приняли активное участие в деятельности уже известного нам Мартьяновского музея).
Да, так вот, при выезде Шварце из ссылки возникли неожиданные трудности. Вот что вспоминала Анна Шварце:
"Российские власти не позволили Шварце взять с собой троих детей от брака, заключенного в Тунке... Российское правительство решило воспитать их в русском духе в приюте для сирот. Тогда Шварце совершил последнее конспиративное действие в Российском государстве: увез своих детей, невзирая на многие опасности, в огромном беспокойстве, что его догонят телеграммы, гласившие, что французский революционер похитил троих русских детей".
До преследования дело, по-видимому, не дошло. В Иркутске, куда добрался изгнанник из Тунки, местные власти принудили его поторопиться с отъездом, "дав ему лишь столько времени, сколько требовалось для покупки коня и телеги". "Необычным было, - вспоминает дочь, - это возвращение изгнанника в свой край. Поместив детвору на телеге, сам он больше шел, чем ехал, и таким образом пересек почти всю Сибирь. "Дети всю дорогу пели, - рассказывал он, - я шел рядом с лошадью; солнце пекло немилосердно; целыми днями мы не встречали никакого жилья, даже ни единой души; счастье, если удавалось переночевать в какой-нибудь деревне; питались мы одним черным хлебом - на большее не хватало". Так, за несколько месяцев они добрались до Тюмени, но здесь, на границе Европы, путешественника оставили силы. Он слег в горячке и едва остался жив, но в Тюмени уже было много ссыльных, о больном и его малолетних детях позаботились. Через несколько месяцев, когда выздоровел, он отправился в дальнейший путь, естественно, уже не в таких тяжелых условиях".
Таким образом, изгнанник добрался наконец до Варшавы - но ему было приказано немедленно покинуть границы Российской империи. В конечном итоге Бронислав Шварце с детьми обосновался во Львове.
Шварце умер в 1904 году от рака горла, оставив множество статей и воспоминаний. Часть его мемуаров была переведена на русский язык и стараниями уже упомянутой Ольги Булановой, сотрудничавшей в Обществе политкаторжан, была издана в СССР - так случилось, что это стало одним из последних изданий Общества политкаторжан, вскоре издательство было закрыто, общество распущено, начались аресты. На долгие годы канули в лету мемуары Бронислава Шварце.
Ольга Буланова умерла в 1942 году в Ленинграде во время блокады. Дальнейшая судьба Анны Шварце неизвестна - в межвоенный период она хранила архив отца и занималась изданием его мемуаров. В 1944 году ей должно быть около 60 лет, и судя по тому, что она так и осталась Анной Шварце - замуж она не вышла.
PS. А вообще я много раз утверждала и еще повторю, что никакой ролевик не в состоянии придумать такую квенту, какие порождала порой российская история. Это я тут на днях закончила читать мемуары Винцентия Мигурского, так подумала про себя: вот если бы мне, как ролевому мастеру, кто-то посмел подать такую квенту, я бы первая обстебала и сказала - слушайте, ну хотя бы половину кактусов-то уберите, что вообще за триллер с мылодрамой в одном флаконе? А ведь это же подлинная, не придуманная биография, подтвержденная документами. Невероятно.
А вот - еще Анна, и это вполне реальное историческое лицо, у которой есть начало биографии - а продолжения не имеется (точнее, мне неизвестно). Анна Шварце родилась в Иркутской губернии в крепости Тунка. С 1820-х годов казачья крепость Тунка стала место политической ссылки: первым здесь оказался в 1829 году уже хорошо известный нам Юлиан Люблинский. Спустя год он подал прошение на разрешение жениться на местной казачке Агафье Тюменцевой - и это вызвало переполох в Третьем отделении, потому что раньше Люблинского успел жениться только один ссыльный - Мозгалевский в Нарыме, и он-то женился безо всякого разрешения, просто священник взял да и повенчал, еще и запись сделал вместо положенного "венчался государственный преступник" - "венчался несчастный Николай Мозгалевский...". Потому что в Сибири - другие критерии. Ссыльный - значит несчастный.
Ну вот, а Люблинский был вторым, и по поводу его желания вступить в законным брак возникла длинная переписка местных властей с Третьим отделением, закончившаяся личным разрешением Бенкендорфа и разъяснением о том, что жена из местных также подвергаеся одинаковой со ссыльным участи и не имеет права покинуть место ссылки до его смерти.
О дальнейшей судьбе Люблинских я уже писала.
В 1860-е годы Тунка стала местом ссылки участников Январского восстания, в 1866 году власти распорядились собрать здесь вместе всех ссыльных духовного звания - так в Тунке оказалось сразу около 200 ксендзов, католических монахов и даже 2 православных священника. Потом здесь были еще и еще поколения ссыльных.
А в 1883 году здесь оказался - после долгих приключений - Бронислав Шварце, о котором я также уже неоднократно упоминала. Отец Шварце - из семьи ополяченных немцев, зажиточных варшавских мещан, участвовал в Ноябрьском восстании и оказался в эмиграции. Бронислав Шварце родился во Франции в бретонском городе Динан - и когда мы в марте с Диной гуляли по Динану, я этого еще не знала, а то бы непременно поискала улицу и дом, поскольку адрес семьи Шварце в документах сохранился :) Закончив Высшую политехническую школу в Париже и став инженеров, Шварце отправился в Россию и устроился служащим на Петербургско-Варшавской железной дороге и здесь окунулся в конспирацию накануне Январского восстания, примкнув к наиболее радикальному крылу партии "красных". Член ЦНК красных, он был арестован незадолго до начала восстания, оказал вооруженное сопротивление при аресте, приговорен к смертной казни - но помилован как французский подданный и провел семь лет в одиночной камере в Шлиссельбурге. Затем он оказался в крепости Верный, а потом в ссылке в Томске - где принял активное участие в создании и деятельности "Красного креста "Народной воли". По процессу "Красного креста" непокорного старого революционера (которому к этому времени было уже за пятьдесят) сослали еще дальше - в Тунку.
И вот здесь Шварце решил жениться. На казачке. Дада, тункинские казачки - вероятно, очень подходящие жены для польских ссыльных :) В этом браке родилось трое детей, в том числе старшая - Анна - но мать их вскоре умерла от чахотки. В Тунке любопытно проследить еще две связи Шварце. Во-первых, в те же годы в ссылке оказался Юзеф Пилсудский (за участие в партии "Пролетариат") - будущий фактический руководитель независимого польского государства в межвоенный период. Известно, что Шварце с Пилсудским встречался и общался (и есть еще история брата Пилсудского - ученого, лингвиста и этнографа Бронислава Пилсудского - и это настоящий детектив, о котором не здесь). А еще в Тунке оказался русский революционер - землеволец Леонид Петрович Буланов. Его брат, чернопеределец Анатолий Буланов, был женат на Ольге Булановой-Трубниковой - дочери Марии Трубниковой, внучке декабриста Василия Ивашева и француженки Камиллы Ле-Дантю, добровольно приехавшей к жениху в ссылку.
Так вот, Ольга Буланова - биограф своей семьи - записывая в числе прочего биографию своего мужа и брата мужа, вспоминала про то, что Леонид Буланов и Бронислав Шварце совместно организовали в Тунке школу для местных детей (все политссыльные обязательно первым делом организуют школу для местных детей - именно поэтому в Сибири к "политическим" относятся совершенно не так, как в центральной России, там они не "разрушители устоев", а благодетели края), а для прочих ссыльных - курсы изучения иностранных языков. В Тунке Шварце пробыл около 9 лет - и в 1892 году наконец-то получил разрешение на выезд на родину (а Булановы незадолго до этого были переведены в Минусинск, где приняли активное участие в деятельности уже известного нам Мартьяновского музея).
Да, так вот, при выезде Шварце из ссылки возникли неожиданные трудности. Вот что вспоминала Анна Шварце:
"Российские власти не позволили Шварце взять с собой троих детей от брака, заключенного в Тунке... Российское правительство решило воспитать их в русском духе в приюте для сирот. Тогда Шварце совершил последнее конспиративное действие в Российском государстве: увез своих детей, невзирая на многие опасности, в огромном беспокойстве, что его догонят телеграммы, гласившие, что французский революционер похитил троих русских детей".
До преследования дело, по-видимому, не дошло. В Иркутске, куда добрался изгнанник из Тунки, местные власти принудили его поторопиться с отъездом, "дав ему лишь столько времени, сколько требовалось для покупки коня и телеги". "Необычным было, - вспоминает дочь, - это возвращение изгнанника в свой край. Поместив детвору на телеге, сам он больше шел, чем ехал, и таким образом пересек почти всю Сибирь. "Дети всю дорогу пели, - рассказывал он, - я шел рядом с лошадью; солнце пекло немилосердно; целыми днями мы не встречали никакого жилья, даже ни единой души; счастье, если удавалось переночевать в какой-нибудь деревне; питались мы одним черным хлебом - на большее не хватало". Так, за несколько месяцев они добрались до Тюмени, но здесь, на границе Европы, путешественника оставили силы. Он слег в горячке и едва остался жив, но в Тюмени уже было много ссыльных, о больном и его малолетних детях позаботились. Через несколько месяцев, когда выздоровел, он отправился в дальнейший путь, естественно, уже не в таких тяжелых условиях".
Таким образом, изгнанник добрался наконец до Варшавы - но ему было приказано немедленно покинуть границы Российской империи. В конечном итоге Бронислав Шварце с детьми обосновался во Львове.
Шварце умер в 1904 году от рака горла, оставив множество статей и воспоминаний. Часть его мемуаров была переведена на русский язык и стараниями уже упомянутой Ольги Булановой, сотрудничавшей в Обществе политкаторжан, была издана в СССР - так случилось, что это стало одним из последних изданий Общества политкаторжан, вскоре издательство было закрыто, общество распущено, начались аресты. На долгие годы канули в лету мемуары Бронислава Шварце.
Ольга Буланова умерла в 1942 году в Ленинграде во время блокады. Дальнейшая судьба Анны Шварце неизвестна - в межвоенный период она хранила архив отца и занималась изданием его мемуаров. В 1944 году ей должно быть около 60 лет, и судя по тому, что она так и осталась Анной Шварце - замуж она не вышла.
PS. А вообще я много раз утверждала и еще повторю, что никакой ролевик не в состоянии придумать такую квенту, какие порождала порой российская история. Это я тут на днях закончила читать мемуары Винцентия Мигурского, так подумала про себя: вот если бы мне, как ролевому мастеру, кто-то посмел подать такую квенту, я бы первая обстебала и сказала - слушайте, ну хотя бы половину кактусов-то уберите, что вообще за триллер с мылодрамой в одном флаконе? А ведь это же подлинная, не придуманная биография, подтвержденная документами. Невероятно.
Вот еще одно письмо, которого я раньше не знала - но раз уж я его нашла, я его здесь опубликую.
Сюжет связан с одним из самых трагических эпизодов истории революционного движения XIX века - восстанием на Кругобайкальском тракте. Собственно, по ссылке - основная предыстория и история Кругобайкальского бунта ссыльных в 1866 году. По итогам военного суда генерал-губернатор Восточной Сибири М.С.Корсаков (не самый худший чиновник своего времени) конфирмовал смертный приговор четверым - Н.Целинскому, Г.Шарамовичу, Я.Рейнеру и В.Котковскому.
Добавлю, что история политической ссылки в XIX веке знает несколько крупных заговоров, коллективных протестов и попыток восстания среди ссыльных - начиная с Заговора в Зерентуйском руднике (дело Сухинова), затем Омское дело (процесс Сероцинского и проч.), недораскрытый Оренбургский заговор, потом Кругобайкальское восстание, и уже много позже - Якутская и Карийская трагедии. Все эти истории (кроме Оренбургской) сопровождались человеческими жертвами - казнями, смертельными телесными наказаниями, самоубийствами.
( Густав Шарамович - матери. Иркутск, 13 ноября 1866 года )
О самом Шарамовиче мы знаем мало. Родился в 1836 году в Житомире. Его дед, генерал русских войск, и отец, полковник, были разжалованы Николаем I в солдаты (возможно, за участие в Ноябрьском восстании, но четких указаний нет). Учился в Волынской гимназии, после окончания гимназии изучал историю, политическую экономию, музыку. Выступал как пианист. В 1860 году выехал в Киев, где завязал связи с университетской молодежью и стал членом студенческой гмины. В феврале 1862 года выехал в Радомысльский уезд Киевской губернии для подготовки восстания, а в апреле 863 года был революционным начальником в этом уезде. Восстание на территории Украины было очень быстро подавлено и не достигло таких размахов, как в Литве. Военным судом Шарамович был приговорен к 10 годам каторги. За попытку бежать из Киевской крепости путем подкопа срок каторги ему был увеличен до 15 лет. В Иркутск прибыл в 1865 году, был связан с конспиративной организацией Серно-Соловьевича (Красноярско-Канская революционная организация), готовившей общее восстание ссыльных в Сибири.
По тексту письма выше можно предположить, что в семье Шарамовичей были еще брат и сестра - которые, вероятно, к этому времени уже умерли (неизвестно, по какой причине).
Военный губернатор М.С.Корсаков о решении военно-полевого суда телеграфировал в Петербург, прося смягчить приговор. Из мемуаров Петра Кропоткина: "Он обещал нам не приводить в исполнение смертного приговора. Но, прождав несколько дней и не получив ответа из Петербурга, приказал свершить казнь. Ответ из Петербурга прибыл почтой через месяц! Ген-губернатору предоставили "поступить по собственному благоусмотрению!" (П.А.Кропоткин. Записки революционера).
В письмах к родным сразу после восстания М.С.Корсаков писал, что ему "выпала тяжелая доля произвести достойную кару виновным" и что "несколько человек неминуемо придется расстрелять". (Цит. по Н.П.Митина. Указ. соч.... стр.434)
Вот как описывал казнь очевидец, ссыльный З.Одживольский:
"15 ноября утром за Якутской заставою приведен в исполнение приговор. На месте казни на площадке было вкопано в недалеком расстоянии друг от друга 4 столба, а около них ямы. Место это было окружено войсками, а за ними стояла многотысячная толпа.
По Знаменской ул. происходило громадное движение пешеходов и экипажей. Вдруг народ заволновался - вдали показалась "позорная колесница", в ней стояли осужденные. Встретив колесницу, толпа народа пошла вслед за нею. По прибытии на место казни, осужденные сошли с колесницы. Их дожидался для последнего напутствия ксендз иркутского костела Шверницкий, когда-то ссыльный по заговору Конарского *. Он был бледен и руки его дрожали. Он подошел к Шарамовичу, который, видя нервное состояние ксендза, сказал:
"Отче, вместо того, чтобы нас подкрепить Божьим словом и придать нам мужество в последние минуты, ты сам упал духом и требуешь поддержания: рука твоя, которая должна благословить нас к отходу в жизнь вечную, дрожит! Успокойся и молись не за нас, а за будущее Польши! Нам все равно, где бы мы ни погибли за свое отечество - у себя ли дома, или в изгнании: мысль, которая была всегда нашей звездой, не умрет и после нам. Вот что нас подкрепляет и утешает".
Сказав это, Шарамович обнялся с остальными товарищами, стоявшими неподалеку, в отдельной группе, принял благословение от трепещущего ксендза и затем подошел к одному из врытых в землю столбов.
Палач надел на него смертную рубаху, Шарамович, сняв с головы шампку, бросил ее вверх и воскликнул: "Еще Польска не згинела".
Вскоре раздался роковой залп... Многотысячная толпа дрогнула: послышались крики и громкий плач. Трое казненных сразу опустили голову на грудь, а Шарамович начал биться: он был только ранен. Тогда последовал в него ружейный выстрел в упор" ("Сибирский архив, Иркутск, 1911)
* На самом деле Кшиштоф Швермицкий (или иногда Шверницкий) был сослан не по делу Конарского, а позже в 1846 году за хранение и передачу запрещенной литературы; с 1856 до 1885 года был настоятелем Иркутского костела: при нем было построено новое здание костела, установлен орган. Шмермицкий вел активную общественную деятельность в городе, оказывал помощь множеству ссыльных (в частности, дал приют при костеле престарелому декабристу Выгодовскому). По некоторым данным, Швермицкий сам был связан с подготовкой Кругобайкальского восстания, но на следствии это не было доказано.
P.S. В рамках рубрики "Проект "Письма" публикуются предсмертные письма (дневники, записки и др.) осужденных по политическим процессам в Российской Империи в период с 1826 по 1889 годы.
Сюжет связан с одним из самых трагических эпизодов истории революционного движения XIX века - восстанием на Кругобайкальском тракте. Собственно, по ссылке - основная предыстория и история Кругобайкальского бунта ссыльных в 1866 году. По итогам военного суда генерал-губернатор Восточной Сибири М.С.Корсаков (не самый худший чиновник своего времени) конфирмовал смертный приговор четверым - Н.Целинскому, Г.Шарамовичу, Я.Рейнеру и В.Котковскому.
Добавлю, что история политической ссылки в XIX веке знает несколько крупных заговоров, коллективных протестов и попыток восстания среди ссыльных - начиная с Заговора в Зерентуйском руднике (дело Сухинова), затем Омское дело (процесс Сероцинского и проч.), недораскрытый Оренбургский заговор, потом Кругобайкальское восстание, и уже много позже - Якутская и Карийская трагедии. Все эти истории (кроме Оренбургской) сопровождались человеческими жертвами - казнями, смертельными телесными наказаниями, самоубийствами.
( Густав Шарамович - матери. Иркутск, 13 ноября 1866 года )
О самом Шарамовиче мы знаем мало. Родился в 1836 году в Житомире. Его дед, генерал русских войск, и отец, полковник, были разжалованы Николаем I в солдаты (возможно, за участие в Ноябрьском восстании, но четких указаний нет). Учился в Волынской гимназии, после окончания гимназии изучал историю, политическую экономию, музыку. Выступал как пианист. В 1860 году выехал в Киев, где завязал связи с университетской молодежью и стал членом студенческой гмины. В феврале 1862 года выехал в Радомысльский уезд Киевской губернии для подготовки восстания, а в апреле 863 года был революционным начальником в этом уезде. Восстание на территории Украины было очень быстро подавлено и не достигло таких размахов, как в Литве. Военным судом Шарамович был приговорен к 10 годам каторги. За попытку бежать из Киевской крепости путем подкопа срок каторги ему был увеличен до 15 лет. В Иркутск прибыл в 1865 году, был связан с конспиративной организацией Серно-Соловьевича (Красноярско-Канская революционная организация), готовившей общее восстание ссыльных в Сибири.
По тексту письма выше можно предположить, что в семье Шарамовичей были еще брат и сестра - которые, вероятно, к этому времени уже умерли (неизвестно, по какой причине).
Военный губернатор М.С.Корсаков о решении военно-полевого суда телеграфировал в Петербург, прося смягчить приговор. Из мемуаров Петра Кропоткина: "Он обещал нам не приводить в исполнение смертного приговора. Но, прождав несколько дней и не получив ответа из Петербурга, приказал свершить казнь. Ответ из Петербурга прибыл почтой через месяц! Ген-губернатору предоставили "поступить по собственному благоусмотрению!" (П.А.Кропоткин. Записки революционера).
В письмах к родным сразу после восстания М.С.Корсаков писал, что ему "выпала тяжелая доля произвести достойную кару виновным" и что "несколько человек неминуемо придется расстрелять". (Цит. по Н.П.Митина. Указ. соч.... стр.434)
Вот как описывал казнь очевидец, ссыльный З.Одживольский:
"15 ноября утром за Якутской заставою приведен в исполнение приговор. На месте казни на площадке было вкопано в недалеком расстоянии друг от друга 4 столба, а около них ямы. Место это было окружено войсками, а за ними стояла многотысячная толпа.
По Знаменской ул. происходило громадное движение пешеходов и экипажей. Вдруг народ заволновался - вдали показалась "позорная колесница", в ней стояли осужденные. Встретив колесницу, толпа народа пошла вслед за нею. По прибытии на место казни, осужденные сошли с колесницы. Их дожидался для последнего напутствия ксендз иркутского костела Шверницкий, когда-то ссыльный по заговору Конарского *. Он был бледен и руки его дрожали. Он подошел к Шарамовичу, который, видя нервное состояние ксендза, сказал:
"Отче, вместо того, чтобы нас подкрепить Божьим словом и придать нам мужество в последние минуты, ты сам упал духом и требуешь поддержания: рука твоя, которая должна благословить нас к отходу в жизнь вечную, дрожит! Успокойся и молись не за нас, а за будущее Польши! Нам все равно, где бы мы ни погибли за свое отечество - у себя ли дома, или в изгнании: мысль, которая была всегда нашей звездой, не умрет и после нам. Вот что нас подкрепляет и утешает".
Сказав это, Шарамович обнялся с остальными товарищами, стоявшими неподалеку, в отдельной группе, принял благословение от трепещущего ксендза и затем подошел к одному из врытых в землю столбов.
Палач надел на него смертную рубаху, Шарамович, сняв с головы шампку, бросил ее вверх и воскликнул: "Еще Польска не згинела".
Вскоре раздался роковой залп... Многотысячная толпа дрогнула: послышались крики и громкий плач. Трое казненных сразу опустили голову на грудь, а Шарамович начал биться: он был только ранен. Тогда последовал в него ружейный выстрел в упор" ("Сибирский архив, Иркутск, 1911)
* На самом деле Кшиштоф Швермицкий (или иногда Шверницкий) был сослан не по делу Конарского, а позже в 1846 году за хранение и передачу запрещенной литературы; с 1856 до 1885 года был настоятелем Иркутского костела: при нем было построено новое здание костела, установлен орган. Шмермицкий вел активную общественную деятельность в городе, оказывал помощь множеству ссыльных (в частности, дал приют при костеле престарелому декабристу Выгодовскому). По некоторым данным, Швермицкий сам был связан с подготовкой Кругобайкальского восстания, но на следствии это не было доказано.
P.S. В рамках рубрики "Проект "Письма" публикуются предсмертные письма (дневники, записки и др.) осужденных по политическим процессам в Российской Империи в период с 1826 по 1889 годы.