![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
raisadobkachВ январе 1846 года появился, наконец, анонимный ответ на скандал, известный как Нота Бутенева – по имени русского посла в Риме, который приказал его перевести и отпечатать и затем собственноручно распространял в тех образованных кругах, которые могли повлиять на общественное мнение. Оказалось, что русские решили провести расследование: приказ о каких-либо телесных наказаниях мог вынести суд или войсковое начальство, но епископ, собственноручно ломающий носы монашкам – это, однако, явное преувеличение. Нота обращала внимание на многочисленные ошибки и нестыковки в призраниях Макрины, в числе прочего сообщала, что епископ не имеет права приказывать солдатам, а женщин в России закон не позволяет морить голодом и вообще пытать. Западное общественное мнение не очень сильно поверило в разъяснения Ноты Бутенева. Князь Чарторыйский написал, что русские, как всегда, цепляются к мелочам, а не отвечают по сути; Росси – французский посол в Риме – а также ряд русских эмигрантов, давно живущих за границей – заявили, что поначалу не верили в историю Мечиславской, но уж если Москва так запела и все отрицает – то уж наверное все правда. Бакунин опубликовал статью, в которой на основании своего личного знакомства с российскими порядками заявил, что верит в преследования законниц. В прессе внезапно появились различные свидетельства людей, которые когда-то знали Макрину или персонажей из ее рассказов. Возник даже слух о том, что нашлись еще несколько последних сбежавших из неволи сестер, бывших поначалу вместе с Макриной. Петербург выслал другую, более подробную ноту, но и ей не поверили. Дипломатия России понесла поражение.
Тем временем Макрина развивала бурную деятельность. Среди польской эмиграции она сумела победить единственного своего активного врага – ксендза Семененко, который не доверял ее истории и задавал множество мелочных вопросов. Она перехватила его собственноручное письмо, якобы компрометирующее священника, и публично предупредила собравшихся, что откроет конверт: «если в письме будет что-то доброе, то передаст братьям, а если нет – сожжет». Открыла при всех письмо, прочитала, изобразила сцену с судорогами и швырнула бумагу в огонь, прежде чем кто-либо мог поинтересоваться, что же Семененко в действительности написал. Но этого оказалось достаточным: Семененко был лишен сана, впал в глубокую депрессию и тяжелую болезнь, сумел вернуться к церковной деятельности лишь много лет спустя.
Одновременно начались чудеса и пророчества. Фреска в коридоре монастыря в Риме, где жила Макрина, изображающая молодую Деву Марию, вдруг приобрела черты Макрины и начала светиться таинственным светом. Перед этим изображением Макрина однажды вернула голос больному французскому миссионеру, которого привез к ней Еловицкий. Пророчества, которые она провозглашала, были довольно банальными – что Польша станет свободной в день Пасхи или Троицы, «с венком или с яичком», или что «три короля будут умолять Папу о помощи». Однако сумела предсказать смерть Григория XVI в июне 1846 года; а благодаря способностям Макрины ряд видных эмигрантов волшебным образом завещали ей целые капиталы и возможности ими распоряжаться. Посетил ее также новый Папа – что, впрочем, вызвало некий конфуз: когда он выходил из монастыря, то благословил всех собравшихся, а Мечиславская – не знавшая обычая или пренебрегавшая им, встала рядом с ним и начала благословлять параллельно, что вызвало значительное замешательство. Наконец, Макрина добилась того, что ей разрешили на средства, пожертвованные польской эмиграцией открыть ее собственный монастырь, в котором стала настоятельницей.
Тем временем в Рим собрался Мицкевич – который, увлеченный в это время идеями проповедника Товяньского (проповедовавшего «товянизм» или так называемое «польское мессианство»), собирался ни много ни мало обратить Папу в новую веру. Макрина, в свою очередь, решила взять великого поэта в оборот и наставить на путь истинный – Мицкевич, впервые встретившийся с Макриной, сначала принял ее недоверчиво («страх, страх, какая из тебя монашка!»), но потом, вероятно, поддался ее мистической харизме и дошло до того, что Макрина вынудила поэта исповедоваться у его злейшего врага (хоть и бывшего издателя его произведений) – ксендза Еловицкого. Эмигранты заинтересованно следили за разворачивающейся человеческой драмой. Однако в итоге чудес и здесь не произошло: Мицкевич не отрекся от товянизма, Папа не обратился в новое христианство. Со временем стало очевидным, что Макрине больше не по пути с польской эмиграцией: она не только становилась все более странной, но и начала проповедовать откровенно реакционные взгляды – вроде того, что крестьянина надо учить палками – что шокировало не только демократическую часть эмиграции, но даже ряд деятелей Отеля Лямбер. Ее способности к чудесам и пророчествам стали угасать, и вообще ее «звезда» с годами как-то потускнела. Наконец, она была отстранена от управления монастырем – в связи с довольно вольным толкованием католических обычаев (например, она посещала без позволения мужские монастыри), а также с многочисленными жалобами молодых новициаток в монастыре на избиения и насилия и со все более странным поведением, которое связывали с давними травмами головы.
Макрина Мечиславская в последние годы жизни. Фото.
Макрина умерла 11 февраля 1869 года – по свидетельствам одних, в состоянии святости, по другим же, противоположным свидетельствам, «возле себя видела ад», а исповедоваться ей разрешили лишь специальным папским благословением. Сам Папа после ее смерти резюмировал о ней коротко: «была слегка чокнутая».
Легенда, однако, все еще длилась, появлялись биографические брошюры, а на рубеже веков выдающийся польский поэт и художник Выспяньский вывел ее в качестве положительной героини в пьесе «Легион». Лишь в 1923 году, уже в годы независимости, иезуит ксендз Ян Урбан в своей брошюре «Макрина Мечиславская в свете правды» в первый раз опубликовал подлинную историю фальшивой законницы, тщательно собрав доступные ему в тот момент различные русские и польские свидетельства и проанализировав все ошибки, нестыковки и преувеличения в ее рассказах. Интересно, что патриотическая польская общественность долго не могла поверить и оставалась при своем мнении о «святости» Макрины – еще в 1970-х годах среди польской эмиграции в Лондоне появился апологетический текст, в котором работу Урбана назвали черной легендой и обвинили иезуита в потакательствах российской пропаганде. Что же установил Урбан? Подлинное имя Мечиславской было Ирина Винчева и она была женой русского офицера – шрамы на ее теле были, вероятно, свидетельством многолетних избиений в браке. Овдовев, она начала – первоначально для куска хлеба – работать на кухне, организованной для больных и бедных при Виленской бенедиктинском монастыре, где в какой-то момент действительно встретилась с преследуемыми униатками. За какое-то мелкое мошенничество она была изгнана с работы на монастырской кухне и начала – первоначально только чтобы выпрашивать милостыню – выдавать себя за базилианку. Ее арестовали, отправили этапом к месту ее рождения, но ей удалось бежать от конвоя. Узнав, что в Литве уже ходят слухи о фальшивой базилианке, она решила двигаться на Запад – еще не зная о том, что ее рассказ принесет ей славу и полностью изменит ее жизнь. Урбан, впрочем, отвергает версию о том, что Макрина была русской агенткой, которая должна была играть роль «разведчицы в эмигрантском стане» - равно как и противоположную версию о том, что с самого начала была агентской Отеля Лямбер, созданной для пропагандистских целей. Вероятнее всего, изначально она была самостоятельной авантюристской, которую различные стороны попытались использовать в своих собственных интересах.
Выводы из этой истории, полагаю, каждый должен сделать сам
Тем временем Макрина развивала бурную деятельность. Среди польской эмиграции она сумела победить единственного своего активного врага – ксендза Семененко, который не доверял ее истории и задавал множество мелочных вопросов. Она перехватила его собственноручное письмо, якобы компрометирующее священника, и публично предупредила собравшихся, что откроет конверт: «если в письме будет что-то доброе, то передаст братьям, а если нет – сожжет». Открыла при всех письмо, прочитала, изобразила сцену с судорогами и швырнула бумагу в огонь, прежде чем кто-либо мог поинтересоваться, что же Семененко в действительности написал. Но этого оказалось достаточным: Семененко был лишен сана, впал в глубокую депрессию и тяжелую болезнь, сумел вернуться к церковной деятельности лишь много лет спустя.
Одновременно начались чудеса и пророчества. Фреска в коридоре монастыря в Риме, где жила Макрина, изображающая молодую Деву Марию, вдруг приобрела черты Макрины и начала светиться таинственным светом. Перед этим изображением Макрина однажды вернула голос больному французскому миссионеру, которого привез к ней Еловицкий. Пророчества, которые она провозглашала, были довольно банальными – что Польша станет свободной в день Пасхи или Троицы, «с венком или с яичком», или что «три короля будут умолять Папу о помощи». Однако сумела предсказать смерть Григория XVI в июне 1846 года; а благодаря способностям Макрины ряд видных эмигрантов волшебным образом завещали ей целые капиталы и возможности ими распоряжаться. Посетил ее также новый Папа – что, впрочем, вызвало некий конфуз: когда он выходил из монастыря, то благословил всех собравшихся, а Мечиславская – не знавшая обычая или пренебрегавшая им, встала рядом с ним и начала благословлять параллельно, что вызвало значительное замешательство. Наконец, Макрина добилась того, что ей разрешили на средства, пожертвованные польской эмиграцией открыть ее собственный монастырь, в котором стала настоятельницей.
Тем временем в Рим собрался Мицкевич – который, увлеченный в это время идеями проповедника Товяньского (проповедовавшего «товянизм» или так называемое «польское мессианство»), собирался ни много ни мало обратить Папу в новую веру. Макрина, в свою очередь, решила взять великого поэта в оборот и наставить на путь истинный – Мицкевич, впервые встретившийся с Макриной, сначала принял ее недоверчиво («страх, страх, какая из тебя монашка!»), но потом, вероятно, поддался ее мистической харизме и дошло до того, что Макрина вынудила поэта исповедоваться у его злейшего врага (хоть и бывшего издателя его произведений) – ксендза Еловицкого. Эмигранты заинтересованно следили за разворачивающейся человеческой драмой. Однако в итоге чудес и здесь не произошло: Мицкевич не отрекся от товянизма, Папа не обратился в новое христианство. Со временем стало очевидным, что Макрине больше не по пути с польской эмиграцией: она не только становилась все более странной, но и начала проповедовать откровенно реакционные взгляды – вроде того, что крестьянина надо учить палками – что шокировало не только демократическую часть эмиграции, но даже ряд деятелей Отеля Лямбер. Ее способности к чудесам и пророчествам стали угасать, и вообще ее «звезда» с годами как-то потускнела. Наконец, она была отстранена от управления монастырем – в связи с довольно вольным толкованием католических обычаев (например, она посещала без позволения мужские монастыри), а также с многочисленными жалобами молодых новициаток в монастыре на избиения и насилия и со все более странным поведением, которое связывали с давними травмами головы.
Макрина Мечиславская в последние годы жизни. Фото.
Макрина умерла 11 февраля 1869 года – по свидетельствам одних, в состоянии святости, по другим же, противоположным свидетельствам, «возле себя видела ад», а исповедоваться ей разрешили лишь специальным папским благословением. Сам Папа после ее смерти резюмировал о ней коротко: «была слегка чокнутая».
Легенда, однако, все еще длилась, появлялись биографические брошюры, а на рубеже веков выдающийся польский поэт и художник Выспяньский вывел ее в качестве положительной героини в пьесе «Легион». Лишь в 1923 году, уже в годы независимости, иезуит ксендз Ян Урбан в своей брошюре «Макрина Мечиславская в свете правды» в первый раз опубликовал подлинную историю фальшивой законницы, тщательно собрав доступные ему в тот момент различные русские и польские свидетельства и проанализировав все ошибки, нестыковки и преувеличения в ее рассказах. Интересно, что патриотическая польская общественность долго не могла поверить и оставалась при своем мнении о «святости» Макрины – еще в 1970-х годах среди польской эмиграции в Лондоне появился апологетический текст, в котором работу Урбана назвали черной легендой и обвинили иезуита в потакательствах российской пропаганде. Что же установил Урбан? Подлинное имя Мечиславской было Ирина Винчева и она была женой русского офицера – шрамы на ее теле были, вероятно, свидетельством многолетних избиений в браке. Овдовев, она начала – первоначально для куска хлеба – работать на кухне, организованной для больных и бедных при Виленской бенедиктинском монастыре, где в какой-то момент действительно встретилась с преследуемыми униатками. За какое-то мелкое мошенничество она была изгнана с работы на монастырской кухне и начала – первоначально только чтобы выпрашивать милостыню – выдавать себя за базилианку. Ее арестовали, отправили этапом к месту ее рождения, но ей удалось бежать от конвоя. Узнав, что в Литве уже ходят слухи о фальшивой базилианке, она решила двигаться на Запад – еще не зная о том, что ее рассказ принесет ей славу и полностью изменит ее жизнь. Урбан, впрочем, отвергает версию о том, что Макрина была русской агенткой, которая должна была играть роль «разведчицы в эмигрантском стане» - равно как и противоположную версию о том, что с самого начала была агентской Отеля Лямбер, созданной для пропагандистских целей. Вероятнее всего, изначально она была самостоятельной авантюристской, которую различные стороны попытались использовать в своих собственных интересах.
Выводы из этой истории, полагаю, каждый должен сделать сам
