![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
raisadobkachОтвлекусь от Дубровника, и расскажу сначала, как мы ездили в Междугорье.
Междугорье – небольшое хорватское село в Боснии и Герцеговине – вот уже более двадцати лет является местом международного паломничества христиан, в основном католиков. Здесь в 1981 году шестерым деревенским подросткам впервые явилась Пресвятая Богородица.
«Вообще-то это место католического паломничества. И храм там тоже католический, - объяснял нам представитель турфирмы, организующей все поездки, - но вообще туда приезжают христиане всех конфессий».
Я не очень поняла, что это означает – но поехать решила. Проблема в том, что поездка с русскоязычным гидом организуется при наличии не менее 10 желающих туристов (то есть можно, конечно, присоединиться к англоязычной группе – но как быть с ребенком?) – а желающих не набирается. Вообще такое впечатление, что российский турист, отдыхающий за границей, ленив и нелюбопытен. Только в Черногорию у нас набрался более-менее полный автобус – а на все остальные поездки едут хорошо, если те самые минимальные 10-12 человек, хотя отдыхающих полно.
Тут вдруг еще одна семейная пара выразила желание тоже поехать в Междугорье – Денис, турпредставитель, начал куда-то звонить, что-то выяснять, и наконец сказал, что он добился того, что нам за те же деньги дадут микроавтобус на четверых и русскоговорящего гида.
Стало быть, едем. От нашего места отдыха в Хорватии до границы Боснии и Герцеговины примерно полтора-два часа езды. По дороге проезжаем исторический город Стон – в Средние века центр европейского солеварения, поставлявший соль практически по всей Европе. В Стоне хорошо сохранились средневековые крепостные стены длиной 5 километров, расположенные углом по склону горы. Здесь же неподалеку находится один из национальных заповедников Трстено (в Хорватии всего 7 или 8 национальных парков-заповедников, часть из которых расположена на островах). При въезде в Трстено растет уникальное дерево – пятисотлетний платан, который могут обхватить лишь десять человек, если возьмутся за руки. Ветви этого фантастического гиганта подпираются специальными укрепленными подпорками – потому что некоторое время назад случилась трагедия – одна такая ветвь отломилась и пришибла (кажется, даже насмерть) какого-то туриста. Эта самая ветвь-убийца лежит тут же неподалеку – сама толщиной с крепкое дерево – зато на ней чрезвычайно удобно сидеть.
Еще через пару километров мы видим на море странное явление – вдоль всего побережья тянутся аккуратные ряды каких-то мелких то ли буйков, то ли поплавков разных цветов. Оказывается, здесь находятся… одни из крупнейших в Европе ферм по выращиванию устриц и мидий. К каждому такому поплавку привязан бетонированный садок, - говорят, что мидии, прежде чем попасть на стол гурмана, растут 2-3 года, устрицы – до пяти лет. Чистейшее Адриатическое море и выходящие здесь неподалеку от берега на поверхность подземные источники способствуют выращиванию исключительно качественных моллюсков. Собственно, есть отдельная экскурсия Трстено-Стон, в программу которой, кроме посещения исторических и природных достопримечательностей, входит также дегустация местных устриц – но мы не доехали.
Наш водитель – Антонио, или, на хорватский манер, Антони или просто Тони – итальянец, женатый на хорватке. На вопрос, почему они живут в Хорватии, а не в Италии, Антони отвечает, - мол, здесь чище, спокойнее и дешевле. Русскоговорящий гид, которого нам дали, на самом деле может считаться гидом только с большой натяжкой – Лена и сама признается в том, что она не настоящий, всего лишь начинающий гид – у нее явно маловато знаний, к тому же она очень плохо говорит по-русски. Но она очень добрая и очень старается! Каково же было наше удивление, когда в ходе разговора выяснилось, что Лена – русская, россиянка, несколько лет назад обосновавшаяся в Хорватии. Она бывшая спортсменка-волейболистка, играла сначала за российскую олимпийскую сборную, потом, когда «возраст вышел» и стала никому в России не нужна (судьба бывших спортсменов, покинувших большой спорт – не самая веселая страница жизни), еще несколько лет играла за какой-то хорватский частный клуб по приглашению. И вот прижилась в Хорватии, вышла замуж за хорвата, и – «надо же чем-то зарабатывать на жизнь? Вот решила попробовать себя в туризме». Пока что Лена в основном работает встречающим-провожающим, настоящие историческое экскурсии – в Дубровник, в Черногорию, - она пока проводить не имеет права – нужно сперва сдать специальный экзамен. Но она не унывает. Удивительно, что за каких-то восемь-десять лет в Хорватии она настолько забыла русский язык, что говорит с сильнейшим акцентом, к тому же постоянно вставляет в свою речь хорватские слова. Возможно, это от кажущейся иллюзии близких, похожих языков – «я забыла, как это по-русски, но подумала, что наверное также, как и по хорватски» – несколько раз огорченно повторяет Лена, когда мы в очередной раз силимся понять, что же такое она хотела сказать.
Хорватия граничит с Боснией как-то очень причудливо: сначала мы въезжаем в Боснию, проезжаем несколько километров, затем опять выезжаем на территорию Хорватии, и только через сорок километров окончательно въезжаем на территорию государства Босния и Герцеговина. (Сорок километров между – это живописная дельта реки Неретвы, своего рода «хорватская Венеция», где передвижение по дорогам в значительной степени заменено передвижением по ручьям и каналам в лодках. Здесь, на реке Неретва, в годы Второй мировой войны, произошло одно из крупнейших сражений партизанской армии Тито с фашистскими войсками. Здесь же неподалеку находятся раскопки древнеримской колонии императора Нерона)
Каждый раз при этом мы проезжаем полицейские пограничные посты, и на каждом посту проверяют документы. Боснийский пограничник чем-то очень недоволен, швыряет наши паспорта, тычет ими в нос вышедшего с ними объясняться Антони, зовет какое-то еще начальство. Наконец, когда мы уже успели изрядно перепугаться, нас пропускают через границу. «Нам повезло, - говорят Лена и Антони, - вообще у них есть порядок, что российские туристы должны заранее заполнять анкеты (интересно, а почему же нам турагенство ничего про «заранее» не сказало?) – но мы попросили пропустить, и сказали, что вы наши деловые партнеры и мы везем вам показывать место будущего бизнеса» (вероятно, семилетний ребенок тоже деловой партнер). Все облегченно вздыхают, но мне сильно показалось, что из рук Антони в руки сердитого полицейского перекочевали какие-то купюры.
В Боснии есть собственная валюта – боснийская марка; но в магазинах и кафе, по крайней мере в туристской зоне, принимают любую валюту – марки, хорватские куны, доллары и евры, при этом конвертируя весьма вольно, округляя, за отсутствием мелочи, доллары и евры до целых величин в свою пользу.
Существует отдельная экскурсия в Боснию – в старинный город Мостар, считающейся неофициальной столицей Герцеговины (в то время, как столицей государства в целом является Сараево) – но на поездку в Мостар тоже не набралось русских туристов.
Около 70% жителей Боснии – мусульмане, в Герцеговине также живет достаточное количество хорватов-католиков; большинство же живших тут сербов, по-видимому, перебралось в соседнюю Сербию.
Военные разрушения здесь еще сильнее, чем в Хорватии – множество разрушенных домой, заброшенные поля, на всем печать какого-то уныния и запустения. В отличие от Хорватии, Босния, практически не имеющая выхода к морю, не имеет также и возможностей восстановиться за счет прибыльного туризма.
Всякий раз, когда на отдыхе в Хорватии и соседних странах я слышу разговоры и вижу свидетельства прошедшей войны – истории распада бывшей единой Югославии в 1991-1996 годах – мне приходит на ум фраза, виденная в каких-то очень старых дискуссиях на одном из старых форумах АнК. Там, применительно к проблеме абсолютности или относительности добра и зла, шла речь о справедливых и несправедливых войнах, и далее уточнялось: «а еще бывают такие войны, в которых права только одна сторона – Красный Крест». Хотя в том месте, где мы отдыхали, мне пришлось выслушать в основном версию только одной стороны конфликта – хорватской – но впечатление у меня успело сложиться именно такое. Хорваты настроены очень решительно: «эти сволочи сербы и черногорцы вели против нас настоящую террористическую войну!» (подробнее я об этом еще напишу, если буду записывать впечатления от круиза Долорес и поездки в Дубровник). Я не спорю, возможно, так оно и есть – ведь следы бомбежек налицо. Правда, сами хорваты при этом забывают – лукаво или непроизвольно – и о том, что они то объединялись совместно с боснийцами-мусульманами, то наоборот, нападали на них, и о том, что власти отделившейся Хорватии устраивали этнические зачистки в районах, традиционно населенных сербами, и о том, что сама Хорватия, невинная овечка, страдавшая от бомбардировок Сербии и Черногории, под шумок едва не оттяпала себе кусок Герцеговины.
Лена, не хорватка, а натурализовавшаяся здесь русская, говорит несколько по-другому. «Вы знаете, сейчас, десять лет спустя, люди зачастую и сами не могут понять – за что они воевали? И зачем? Некоторые потом приезжали, извинялись. Мол, бесы попутали…Черногорцы даже предлагали деньги на восстановление старого Дубровника… А какие деньги, когда у них самих – пусто?
Вот сейчас, смотрите, границы практически открыты, ездим в Боснию за покупками – потому что тут дешевле, - и язык практически одинаков, и горы – общие…»
А религия? Здесь три религии на относительно небольшой территории, но, как и повсюду в Европе, давно уже добрых две трети населения – атеисты либо агностики, либо формально верующие. Но все равно они бьют себя в грудь и рассказывают, что они страдают за веру.
Когда едешь по Боснии, то на одной стороне дороги иногда видишь красивые, хорошо отстроенные, добротные дома. А тут же рядом – сожженные развалины. «Почему эти дома так хорошо отстроены?» – «Это мусульмане, мировая мусульманская общественность, они всегда своим помогают, вот, помогли боснийцам отстроить после войны эти дома». – «А те дома почему не отстроили, денег не хватило?» – «Нет… Наверное, это сербские дома. Сербам не помогали…»
Во всем этом сумасшедшем доме, наверное, есть какой-то скрытый смысл, который ускользает от меня. Потом в Дубровнике, когда Долорес – хорватка – особенно активно рассказывала про «террористические бомбардировки сербов и черногорцев», я не выдержала и задала провокационный вопрос: «Скажите, а вот сейчас, когда американцы бомбят Сербию, - как вы, хорваты, к этому относитесь?» - Долорес помрачнела, и ответила – «Ну, ведь американцы же их бомбят с чисто военными целями. А у нас они посмотрите что бомбили – старый город, мировое культурное достояние!» Я поняла, что спорить не нужно.
О, люди! Они не меняются. Хорошие, добрые, сердечные люди становятся слепы и глухи, когда речь идет о боли ближайшего соседа.
Я пытаюсь думать, как должен реагировать на все эти катавасии нормальный человек, успевший полюбить эту землю? Должно ли вставать определенно на чью-либо сторону? Должно ли однозначно поддержать тех, кто тебе ближе и роднее по крови, по вере? (так, как, например, поступают сейчас многие православные в России?) Но и так ты поддержишь лишь одну из неправых сторон, тогда как права одна сторона – Красный Крест. Но и нейтральное равнодушие может быть преступно… Наверное, просто нужно молиться о вразумлении всех враждующих сторон...
Итак, мы подъезжаем к Междугорью. Двадцать лет назад это было совсем маленькое село – сейчас, во многом благодаря паломнической популярности этого места, здесь уже вырос целый небольшой городок, с населением около 4000 человек. Междугорье – это храм Пресвятой Девы Марии – и расположенный в некотором отдалении холм, на котором она впервые являлась хорватским детям двадцать с лишним лет назад. На вершине этого холма установлен большой, издалека видный крест. Паломники поднимаются на этот холм пешком. А дальше – каюсь, услышав про расстояние три километра в гору в один конец – я отказалась подниматься. Ходок я очень плохой – тем более в гору, тем более в жару, тем более с ребенком (еще слабым после болезни), тем более при ограниченном времени. И мы не пошли. Хотя нам говорили, что одно из чудес этого места в том, что даже тяжелобольные, увечные люди, старики на костылях, которые по обычным дорогам идут еле-еле, на этот крутой холм с осыпающейся из-под ног тропой, взбираются легко, как по воздуху. Но мы не пошли – и, возможно, в этом сказалось наше маловерие. Стоило мне представить себе, что, даже если я взберусь, я рискую отстать от туристического автобуса и останусь одна с ребенком в чужой стране, границу которой мы пересекли фактически незаконно, без знания языка, почти без денег… ой, нет. И мы не пошли. Только смотрели на этот холм издали – и вот вдруг мой ребенок сказал, что крест на вершине светится. Что как будто бы там виден нимб вокруг холма. Я смотрела туда – и не видела ничего, кроме обычных потоков воздуха, свежего и прозрачного, - но ребенок продолжал уверять, что там, на вершине, виден свет.
Храм в Междугорье – большой и довольно современный, говорят, что вмещает до нескольких тысяч человек. Но интересно, что такой большой храм был построен задолго до мистических явлений в этом селе – еще в тридцатые годы двадцатого века – и еще тогда все в окрестностях удивлялись – зачем в глухом сельце нужен такой большой храм, когда всех прихожан в самый большой праздник – от силы пятьсот человек? Но вот начались знамения в Междугорье – и с тех самых пор по сей день это место посетило более 20 миллионов человек. Говорят, что, когда подростки впервые увидели явление прекрасной молодой женщины с Младенцем на руках, эти самые подростки были заняты отнюдь не самыми благовидными делами. Да, это вовсе не были какие-то особо благочестивые дети – две девчонки тайком вышли перекурить, а мальчишки как раз в это время собирались залезть в чужой сад за яблоками. И тут они увидели Госпу (так по хорватски именуется Матерь Божия) на холме, и она назвала детям себя.
Когда же они ее спросили: - Почему ты выбрала именно нас? Неужели мы лучше других? – то якобы им было отвечено: - Дети мои дорогие, Я не всегда выбираю самых лучших.
Божья Матерь и дальше продолжала являться этим детям. Сначала она являлась им ежедневно, потом еженедельно, затем (уже несколько лет спустя) – ежемесячно. Дети давно выросли, стали взрослыми, у них есть свои семьи. Ни один из них не стал ни священником, ни монахом, не избрали никакую другую деятельность, связанную с Церковью, но по словам местного священника, все выросли добрыми христианами и возрастают в вере. В первое время – это было еще при социалистических властях – этих детей, которые, конечно же, рассказывали о том, что они видят, пытались преследовать, подвергали насильственным психиатрическим экспертизам. Все проведенные экспертизы показали, что подростки психически нормальны.
Видящими (да, так их и называют – видящие, визионеры) эти шестеро остались до сих пор – послания Богородицы в Междугорье продолжаются. Если бы мы остались в Междугорье до вечера, то могли бы увидеть их и пообщаться с ними, а, возможно, даже наблюдать транс – хотя теперь визионеры видят Богородицу в разных местах. Говорят, что во время транса, когда визионеры принимают Послание, они ничего не видят и не слышат вокруг, становятся нечувствительными к боли, тяжелыми и твердыми, словно каменными. Сами же визионеры говорят, что Богородица, до которой они дотрагивались, тоже была очень твердая, и оттого казалась им очень реальной. Она являлась им в белых одеждах, и, когда они дотрагивались до нее, то на одежде появлялись черные пятна – тогда Богородица говорила им, плача – «Это ваши грехи, дети мои, пятнают мои одежды» – и призывала их к Исповеди.
О чем же говорит Богородица в своих посланиях? Из раза в раз она призывает к миру и любви. Но мир и любовь не возможны без Бога, без жизни в Боге, без молитвы и обращения. Так передают ее послания визионеры.
Говорят еще, что одной из девочек Богоматерь рассказывала историю своей жизни, и девочка записала целую книгу – но не имеет права пока никому ее показывать, «пока сама Госпа не позволит ей».
Правда ли все это, или это всего лишь явления коллективного экстаза? Сюда стекаются паломники со всего мира – но говорят, что Ватикан до сих пор официально не признал явления в Междугорье, хотя и назвал это место важным молитвенным центром. «Небось если бы У НИХ в Ватикане Богородица являлась – сразу бы признали» – недовольно бурчит Антони, итальянец, прижившийся в Хорватии.
(продолжение следует)
Междугорье – небольшое хорватское село в Боснии и Герцеговине – вот уже более двадцати лет является местом международного паломничества христиан, в основном католиков. Здесь в 1981 году шестерым деревенским подросткам впервые явилась Пресвятая Богородица.
«Вообще-то это место католического паломничества. И храм там тоже католический, - объяснял нам представитель турфирмы, организующей все поездки, - но вообще туда приезжают христиане всех конфессий».
Я не очень поняла, что это означает – но поехать решила. Проблема в том, что поездка с русскоязычным гидом организуется при наличии не менее 10 желающих туристов (то есть можно, конечно, присоединиться к англоязычной группе – но как быть с ребенком?) – а желающих не набирается. Вообще такое впечатление, что российский турист, отдыхающий за границей, ленив и нелюбопытен. Только в Черногорию у нас набрался более-менее полный автобус – а на все остальные поездки едут хорошо, если те самые минимальные 10-12 человек, хотя отдыхающих полно.
Тут вдруг еще одна семейная пара выразила желание тоже поехать в Междугорье – Денис, турпредставитель, начал куда-то звонить, что-то выяснять, и наконец сказал, что он добился того, что нам за те же деньги дадут микроавтобус на четверых и русскоговорящего гида.
Стало быть, едем. От нашего места отдыха в Хорватии до границы Боснии и Герцеговины примерно полтора-два часа езды. По дороге проезжаем исторический город Стон – в Средние века центр европейского солеварения, поставлявший соль практически по всей Европе. В Стоне хорошо сохранились средневековые крепостные стены длиной 5 километров, расположенные углом по склону горы. Здесь же неподалеку находится один из национальных заповедников Трстено (в Хорватии всего 7 или 8 национальных парков-заповедников, часть из которых расположена на островах). При въезде в Трстено растет уникальное дерево – пятисотлетний платан, который могут обхватить лишь десять человек, если возьмутся за руки. Ветви этого фантастического гиганта подпираются специальными укрепленными подпорками – потому что некоторое время назад случилась трагедия – одна такая ветвь отломилась и пришибла (кажется, даже насмерть) какого-то туриста. Эта самая ветвь-убийца лежит тут же неподалеку – сама толщиной с крепкое дерево – зато на ней чрезвычайно удобно сидеть.
Еще через пару километров мы видим на море странное явление – вдоль всего побережья тянутся аккуратные ряды каких-то мелких то ли буйков, то ли поплавков разных цветов. Оказывается, здесь находятся… одни из крупнейших в Европе ферм по выращиванию устриц и мидий. К каждому такому поплавку привязан бетонированный садок, - говорят, что мидии, прежде чем попасть на стол гурмана, растут 2-3 года, устрицы – до пяти лет. Чистейшее Адриатическое море и выходящие здесь неподалеку от берега на поверхность подземные источники способствуют выращиванию исключительно качественных моллюсков. Собственно, есть отдельная экскурсия Трстено-Стон, в программу которой, кроме посещения исторических и природных достопримечательностей, входит также дегустация местных устриц – но мы не доехали.
Наш водитель – Антонио, или, на хорватский манер, Антони или просто Тони – итальянец, женатый на хорватке. На вопрос, почему они живут в Хорватии, а не в Италии, Антони отвечает, - мол, здесь чище, спокойнее и дешевле. Русскоговорящий гид, которого нам дали, на самом деле может считаться гидом только с большой натяжкой – Лена и сама признается в том, что она не настоящий, всего лишь начинающий гид – у нее явно маловато знаний, к тому же она очень плохо говорит по-русски. Но она очень добрая и очень старается! Каково же было наше удивление, когда в ходе разговора выяснилось, что Лена – русская, россиянка, несколько лет назад обосновавшаяся в Хорватии. Она бывшая спортсменка-волейболистка, играла сначала за российскую олимпийскую сборную, потом, когда «возраст вышел» и стала никому в России не нужна (судьба бывших спортсменов, покинувших большой спорт – не самая веселая страница жизни), еще несколько лет играла за какой-то хорватский частный клуб по приглашению. И вот прижилась в Хорватии, вышла замуж за хорвата, и – «надо же чем-то зарабатывать на жизнь? Вот решила попробовать себя в туризме». Пока что Лена в основном работает встречающим-провожающим, настоящие историческое экскурсии – в Дубровник, в Черногорию, - она пока проводить не имеет права – нужно сперва сдать специальный экзамен. Но она не унывает. Удивительно, что за каких-то восемь-десять лет в Хорватии она настолько забыла русский язык, что говорит с сильнейшим акцентом, к тому же постоянно вставляет в свою речь хорватские слова. Возможно, это от кажущейся иллюзии близких, похожих языков – «я забыла, как это по-русски, но подумала, что наверное также, как и по хорватски» – несколько раз огорченно повторяет Лена, когда мы в очередной раз силимся понять, что же такое она хотела сказать.
Хорватия граничит с Боснией как-то очень причудливо: сначала мы въезжаем в Боснию, проезжаем несколько километров, затем опять выезжаем на территорию Хорватии, и только через сорок километров окончательно въезжаем на территорию государства Босния и Герцеговина. (Сорок километров между – это живописная дельта реки Неретвы, своего рода «хорватская Венеция», где передвижение по дорогам в значительной степени заменено передвижением по ручьям и каналам в лодках. Здесь, на реке Неретва, в годы Второй мировой войны, произошло одно из крупнейших сражений партизанской армии Тито с фашистскими войсками. Здесь же неподалеку находятся раскопки древнеримской колонии императора Нерона)
Каждый раз при этом мы проезжаем полицейские пограничные посты, и на каждом посту проверяют документы. Боснийский пограничник чем-то очень недоволен, швыряет наши паспорта, тычет ими в нос вышедшего с ними объясняться Антони, зовет какое-то еще начальство. Наконец, когда мы уже успели изрядно перепугаться, нас пропускают через границу. «Нам повезло, - говорят Лена и Антони, - вообще у них есть порядок, что российские туристы должны заранее заполнять анкеты (интересно, а почему же нам турагенство ничего про «заранее» не сказало?) – но мы попросили пропустить, и сказали, что вы наши деловые партнеры и мы везем вам показывать место будущего бизнеса» (вероятно, семилетний ребенок тоже деловой партнер). Все облегченно вздыхают, но мне сильно показалось, что из рук Антони в руки сердитого полицейского перекочевали какие-то купюры.
В Боснии есть собственная валюта – боснийская марка; но в магазинах и кафе, по крайней мере в туристской зоне, принимают любую валюту – марки, хорватские куны, доллары и евры, при этом конвертируя весьма вольно, округляя, за отсутствием мелочи, доллары и евры до целых величин в свою пользу.
Существует отдельная экскурсия в Боснию – в старинный город Мостар, считающейся неофициальной столицей Герцеговины (в то время, как столицей государства в целом является Сараево) – но на поездку в Мостар тоже не набралось русских туристов.
Около 70% жителей Боснии – мусульмане, в Герцеговине также живет достаточное количество хорватов-католиков; большинство же живших тут сербов, по-видимому, перебралось в соседнюю Сербию.
Военные разрушения здесь еще сильнее, чем в Хорватии – множество разрушенных домой, заброшенные поля, на всем печать какого-то уныния и запустения. В отличие от Хорватии, Босния, практически не имеющая выхода к морю, не имеет также и возможностей восстановиться за счет прибыльного туризма.
Всякий раз, когда на отдыхе в Хорватии и соседних странах я слышу разговоры и вижу свидетельства прошедшей войны – истории распада бывшей единой Югославии в 1991-1996 годах – мне приходит на ум фраза, виденная в каких-то очень старых дискуссиях на одном из старых форумах АнК. Там, применительно к проблеме абсолютности или относительности добра и зла, шла речь о справедливых и несправедливых войнах, и далее уточнялось: «а еще бывают такие войны, в которых права только одна сторона – Красный Крест». Хотя в том месте, где мы отдыхали, мне пришлось выслушать в основном версию только одной стороны конфликта – хорватской – но впечатление у меня успело сложиться именно такое. Хорваты настроены очень решительно: «эти сволочи сербы и черногорцы вели против нас настоящую террористическую войну!» (подробнее я об этом еще напишу, если буду записывать впечатления от круиза Долорес и поездки в Дубровник). Я не спорю, возможно, так оно и есть – ведь следы бомбежек налицо. Правда, сами хорваты при этом забывают – лукаво или непроизвольно – и о том, что они то объединялись совместно с боснийцами-мусульманами, то наоборот, нападали на них, и о том, что власти отделившейся Хорватии устраивали этнические зачистки в районах, традиционно населенных сербами, и о том, что сама Хорватия, невинная овечка, страдавшая от бомбардировок Сербии и Черногории, под шумок едва не оттяпала себе кусок Герцеговины.
Лена, не хорватка, а натурализовавшаяся здесь русская, говорит несколько по-другому. «Вы знаете, сейчас, десять лет спустя, люди зачастую и сами не могут понять – за что они воевали? И зачем? Некоторые потом приезжали, извинялись. Мол, бесы попутали…Черногорцы даже предлагали деньги на восстановление старого Дубровника… А какие деньги, когда у них самих – пусто?
Вот сейчас, смотрите, границы практически открыты, ездим в Боснию за покупками – потому что тут дешевле, - и язык практически одинаков, и горы – общие…»
А религия? Здесь три религии на относительно небольшой территории, но, как и повсюду в Европе, давно уже добрых две трети населения – атеисты либо агностики, либо формально верующие. Но все равно они бьют себя в грудь и рассказывают, что они страдают за веру.
Когда едешь по Боснии, то на одной стороне дороги иногда видишь красивые, хорошо отстроенные, добротные дома. А тут же рядом – сожженные развалины. «Почему эти дома так хорошо отстроены?» – «Это мусульмане, мировая мусульманская общественность, они всегда своим помогают, вот, помогли боснийцам отстроить после войны эти дома». – «А те дома почему не отстроили, денег не хватило?» – «Нет… Наверное, это сербские дома. Сербам не помогали…»
Во всем этом сумасшедшем доме, наверное, есть какой-то скрытый смысл, который ускользает от меня. Потом в Дубровнике, когда Долорес – хорватка – особенно активно рассказывала про «террористические бомбардировки сербов и черногорцев», я не выдержала и задала провокационный вопрос: «Скажите, а вот сейчас, когда американцы бомбят Сербию, - как вы, хорваты, к этому относитесь?» - Долорес помрачнела, и ответила – «Ну, ведь американцы же их бомбят с чисто военными целями. А у нас они посмотрите что бомбили – старый город, мировое культурное достояние!» Я поняла, что спорить не нужно.
О, люди! Они не меняются. Хорошие, добрые, сердечные люди становятся слепы и глухи, когда речь идет о боли ближайшего соседа.
Я пытаюсь думать, как должен реагировать на все эти катавасии нормальный человек, успевший полюбить эту землю? Должно ли вставать определенно на чью-либо сторону? Должно ли однозначно поддержать тех, кто тебе ближе и роднее по крови, по вере? (так, как, например, поступают сейчас многие православные в России?) Но и так ты поддержишь лишь одну из неправых сторон, тогда как права одна сторона – Красный Крест. Но и нейтральное равнодушие может быть преступно… Наверное, просто нужно молиться о вразумлении всех враждующих сторон...
Итак, мы подъезжаем к Междугорью. Двадцать лет назад это было совсем маленькое село – сейчас, во многом благодаря паломнической популярности этого места, здесь уже вырос целый небольшой городок, с населением около 4000 человек. Междугорье – это храм Пресвятой Девы Марии – и расположенный в некотором отдалении холм, на котором она впервые являлась хорватским детям двадцать с лишним лет назад. На вершине этого холма установлен большой, издалека видный крест. Паломники поднимаются на этот холм пешком. А дальше – каюсь, услышав про расстояние три километра в гору в один конец – я отказалась подниматься. Ходок я очень плохой – тем более в гору, тем более в жару, тем более с ребенком (еще слабым после болезни), тем более при ограниченном времени. И мы не пошли. Хотя нам говорили, что одно из чудес этого места в том, что даже тяжелобольные, увечные люди, старики на костылях, которые по обычным дорогам идут еле-еле, на этот крутой холм с осыпающейся из-под ног тропой, взбираются легко, как по воздуху. Но мы не пошли – и, возможно, в этом сказалось наше маловерие. Стоило мне представить себе, что, даже если я взберусь, я рискую отстать от туристического автобуса и останусь одна с ребенком в чужой стране, границу которой мы пересекли фактически незаконно, без знания языка, почти без денег… ой, нет. И мы не пошли. Только смотрели на этот холм издали – и вот вдруг мой ребенок сказал, что крест на вершине светится. Что как будто бы там виден нимб вокруг холма. Я смотрела туда – и не видела ничего, кроме обычных потоков воздуха, свежего и прозрачного, - но ребенок продолжал уверять, что там, на вершине, виден свет.
Храм в Междугорье – большой и довольно современный, говорят, что вмещает до нескольких тысяч человек. Но интересно, что такой большой храм был построен задолго до мистических явлений в этом селе – еще в тридцатые годы двадцатого века – и еще тогда все в окрестностях удивлялись – зачем в глухом сельце нужен такой большой храм, когда всех прихожан в самый большой праздник – от силы пятьсот человек? Но вот начались знамения в Междугорье – и с тех самых пор по сей день это место посетило более 20 миллионов человек. Говорят, что, когда подростки впервые увидели явление прекрасной молодой женщины с Младенцем на руках, эти самые подростки были заняты отнюдь не самыми благовидными делами. Да, это вовсе не были какие-то особо благочестивые дети – две девчонки тайком вышли перекурить, а мальчишки как раз в это время собирались залезть в чужой сад за яблоками. И тут они увидели Госпу (так по хорватски именуется Матерь Божия) на холме, и она назвала детям себя.
Когда же они ее спросили: - Почему ты выбрала именно нас? Неужели мы лучше других? – то якобы им было отвечено: - Дети мои дорогие, Я не всегда выбираю самых лучших.
Божья Матерь и дальше продолжала являться этим детям. Сначала она являлась им ежедневно, потом еженедельно, затем (уже несколько лет спустя) – ежемесячно. Дети давно выросли, стали взрослыми, у них есть свои семьи. Ни один из них не стал ни священником, ни монахом, не избрали никакую другую деятельность, связанную с Церковью, но по словам местного священника, все выросли добрыми христианами и возрастают в вере. В первое время – это было еще при социалистических властях – этих детей, которые, конечно же, рассказывали о том, что они видят, пытались преследовать, подвергали насильственным психиатрическим экспертизам. Все проведенные экспертизы показали, что подростки психически нормальны.
Видящими (да, так их и называют – видящие, визионеры) эти шестеро остались до сих пор – послания Богородицы в Междугорье продолжаются. Если бы мы остались в Междугорье до вечера, то могли бы увидеть их и пообщаться с ними, а, возможно, даже наблюдать транс – хотя теперь визионеры видят Богородицу в разных местах. Говорят, что во время транса, когда визионеры принимают Послание, они ничего не видят и не слышат вокруг, становятся нечувствительными к боли, тяжелыми и твердыми, словно каменными. Сами же визионеры говорят, что Богородица, до которой они дотрагивались, тоже была очень твердая, и оттого казалась им очень реальной. Она являлась им в белых одеждах, и, когда они дотрагивались до нее, то на одежде появлялись черные пятна – тогда Богородица говорила им, плача – «Это ваши грехи, дети мои, пятнают мои одежды» – и призывала их к Исповеди.
О чем же говорит Богородица в своих посланиях? Из раза в раз она призывает к миру и любви. Но мир и любовь не возможны без Бога, без жизни в Боге, без молитвы и обращения. Так передают ее послания визионеры.
Говорят еще, что одной из девочек Богоматерь рассказывала историю своей жизни, и девочка записала целую книгу – но не имеет права пока никому ее показывать, «пока сама Госпа не позволит ей».
Правда ли все это, или это всего лишь явления коллективного экстаза? Сюда стекаются паломники со всего мира – но говорят, что Ватикан до сих пор официально не признал явления в Междугорье, хотя и назвал это место важным молитвенным центром. «Небось если бы У НИХ в Ватикане Богородица являлась – сразу бы признали» – недовольно бурчит Антони, итальянец, прижившийся в Хорватии.
(продолжение следует)
