Люди и судьбы: Сказка о сгоревших письмах
Dec. 7th, 2014 10:05 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
raisadobkachВместо эпиграфа к циклу следующих постов…
…Но в нем есть образ твой, печальный бунтовщик.
Окружие его - незримая граница,
Идущая - по нам? В Создании самом?
...Но лишь до Вечной Тьмы разверзнется страница,
Я выплеснусь твоим мерцающим письмом.
Но нет - границы все незыблемо-упруги,
И не добравшись врозь до обиталищ тьмы,
Мы происходим здесь, не зная друг о друге,
Но составляя то, что называют "мы".
И знакам наших тайн из мира не убраться:
То снег солоноват, то горечью - вода...
Незыблемая сеть, нечаянное братство -
На письмах в пустоту и слове "никогда". (с) Кеменкири
Часть 1. История Петра Федоровича Громницкого
Даже среди Соединенных славян – о которых обычно мало что известно (надеюсь , что после почти года моей просветительской работы кому-то стало известно чуть больше) - история Петра Федоровича Громницкого – одна из самых «закрытых». От Громницкого осталось следственное дело. Его показания по делу Лунина в Сибири в 1842 году. И всего 1 (прописью одно) его собственное письмо. Во всяком случае лично мне пока нигде ни в каких изданиях больше не встретились письма Громницкого – вполне возможно, что они где-то еще есть, просто никто никогда по-настоящему не интересовался этим человеком. Собственно, если бы Громницкий не оказался причастен к громкому делу Лунина – им бы, наверное, вообще никто не заинтересовался. И лишь однажды, в совсем неожиданном месте, в совсем неизвестных у нас книгах удалось обнаружить другие следы переписки Громницкого: эти следы нашлись словно бы только для того, чтобы сразу же потеряться. Потому что есть в трагической истории ХХ века такие места и такие сюжеты, где рукописи горели – и исчезали безвозвратно. Jamais.
Но нужно начать рассказывать с начала и по порядку. Громницкий – родом из дворян Пензенской губернии (вот, наконец-то, маленький парадокс – кому же и служить в Пензенском полку, как не уроженцу Пензенской губернии?). Местом его детства стал уездный город Киренск. Отец – отставной капитан Федор Григорьевич Громницкий, после отставки от военной службы – Керенский уездный судья, мать – Екатерина Федоровна. За отцом Громницкого числилось 267 крестьянских душ – и, по меркам прочих Соединенных славян, это еще не так мало (мы помним, что большинство славян – голь перекатная, относительно богаты только семья Спиридовых, да разоряющаяся на глазах семья Тютчевых; для сравнения – у Веденяпиных 20 крепостных душ, за родителями барона Соловьева – шестеро, у Лисовских – трое, у Борисовых – никого). Тем не менее, судя по всем дальнейшим упоминаниям, семья жила очень бедно – что уж они делали со своими крепостными, неизвестно – но Громницкий вечно сидел без копейки и до следствия, и потом в Сибири, а когда его отправляли после окончания следствия из Петропавловской крепости далее в Свеаборг, то администрация крепости не нашла ничего лучшего, как выдать ему 20 рублей – на одежду и расходы (потому как, вероятно, иначе было неприлично его отправлять). В семействе Громницких было шестеро детей – двое братьев и три сестры, из которых младшая – Ольга Федоровна – единственная, как мы увидим дальше, кто по-видимому в последние годы хоть как-то интересовался судьбой опального брата. С детства Громницкий мечтал рисовать – однако по традиции ему предстояла военная карьера и родители отдали его во 2-й кадетский корпус (где его однокашниками оказались многие другие будущие славяне, в том числе Бечасный, Андреевич и др. – а также будущий жандармский офицер и большой друг декабристов Яков Казимирский). В 1819 году шестнадцатилетний Громницкий окончил кадетский корпус и был в чине прапорщика определен в Пензенский пехотный полк, а к 1823 году дослужился до поручика и ротного командира.
… Громницкий – в числе славян одного из «первых призывов», был принят в общество в начале 1824 года Петром Борисовым (с которым он, возможно, познакомился через своего однокашника по кадетскому корпусу Владимира Бечасного, который в свою очередь служил вместе с Борисовым в 8 артбригаде). В отличие от некоторых других малоосмысленных юношей, Громницкий не производит впечатления случайного человека в обществе – он не только весной 1825 года (при попытке реорганизации славян) избирается заместителем Петра Борисова, он очень активен в привлечении новых членов – кажется, именно через него в общество попадают Тютчев, Соловьев и некоторые другие уже известные нам лица. Не обходилось и без комических эпизодов – так, кто-то вспомнит показания подпоручика Александра Фролова о том, что якобы пьяные Тютчев, Громницкий и Мазган гонялись за ним с ножом, требуя клятвы о вступлении в общество и убиения Государя Императора. Вот вы как хотите, господа, а лично у меня в голове образ тихого и интеллигентного юноши Громницкого не связывается с этим буйством, и вообще – если пьянство и буйный образ жизни Тютчева и далее хорошо известны, то про алкоголизм Громницкого мы больше нигде и никогда не встречаем упоминаний ;) В общем, дальше начинается история с Лещинскими лагерями – и кажется – КАЖЕТСЯ – что хотя Громницкий вроде бы принимает активное участие в объединительном процессе (вместе с Тютчевым, Борисовым и Горбачевским он едет на самые первые переговоры к Сергею Муравьеву) – но как будто бы в следственных делах есть намеки на то, что он недоволен, то ли он не до конца доверяет новым союзникам, то ли ему жаль прежних «славянских» идеалов – в общем, все это очень смутно и где-то за кадром выглядит так, что Громницкий тихо саботирует происходящее. И саботирует вплоть до того, что когда в Пензенский полк является гонцом Андрей Борисов с личным письмом от брата к Громницкому и с призывом к восстанию – Громницкий категорически отказывается выводить свою роту (всю эту историю см. «Выбор Пензенского полка», подробно здесь еще раз я пересказывать не буду).
Петр Федорович Громницкий - член Общества Соединенных славян (с акварели Николая Бестужева)
… Осужденный по второму разряду Громницкий (как уже писалось, ему вменялся в вину злополучный крестик, поставленный не его рукой – после долгого сопротивления Спиридов, посредник от пехотинцев и батальонный начальник Громницкого - признался в том, что именно он отметил Громницкого крестиком в списке) был отправлен первоначально из Петропавлоской крепости в Свеаборг, затем его еще таскали по разным крепостям –Свартгольм, Кексгольм – и наконец только в апреле 1828 года был отправлен в Сибирь. Вероятно, именно в это время Громницкий впервые сблизился с Луниным – они одновременно находились в заключении в Свеаборге и вместе ехали в одной партии в Сибирь. Дальнейший каторжный путь Громницкого обычный – Чита, Петровский, здесь можно отметить только то, что Громницкий – по-видимому, очень верующий человек – был чтецом в церкви Петровского завода. А еще он вспоминает, наконец, о своей мечте стать художником – и становится учеником Николая Бестужева, у которого учится, впрочем, не только рисованию – но и различным ремеслам (во время пешего перехода из Читы в Петровский Громницкий делит одну юрту вместе с братьями Бестужевым и Торсоном и числится их помощником по различным мастеровым делам – у него, по-видимому, оказались хорошие руки, он отмечен и как столяр, и как портной). И так Громницкий дожил до момента, когда второй разряд в 1836 году выходил на поселение.
… Местом ссылки Громницкого оказалось село Бельское (иначе Бельск или Бельская слобода), около 100 верст от Иркутска. В первое время вместе с Громницким в Бельском жила также семья декабриста Анненкова с детьми. В принципе, Бельск был бы не так уж плох (это не край света, это довольно близко от губернского центра, это не Туруханск с его вечной мерзлотой и не Акатуй, с который мы скоро познакомимся при продолжении рассказа, - и к тому же в различных селах вокруг Иркутска оказалось довольно много ссыльнопоселенцев) – зато у Бельска оказался один – но весьма существенный недостаток: Бельск издавна считался воровской слободой, «сюда ссылали наказанных за кражи, поджоги, убийства, бродяжничество, за сопротивление полицейским с нанесением тяжких увечий, а также за подделку и сбыт фальшивых монет и кредиток» (история населенных пунктов России – РД). Вот как вспоминала о первых годах на поселении в Бельском Ольга Иванова – дочь Ивана Александровича Анненкова, которой в то время было около 7 лет:
«В селе Бельске мы пробыли около двух лет и все это время находились в постоянных тревогах и волнениях. Жизнь была самая безотрадная и даже не совсем безопасная. Бельск когда-то был заселен ссыльными раскольниками, и в то время, когда мы жили там, большинство жителей занималось конокрадством, так что постоянно приходилось слышать, что там-то ограбили, там-то убили или, чего хуже, подожгли, чего мы особенно боялись, так как не имели почти никаких средств против пожара. Не проходило почти ни одного дня, чтобы не рассказывали о каком-нибудь ужасном происшествии. Раза два пробовали забраться и к нам. Мы все были так напуганы, что отец и мать ложились спать только тогда, когда вставала наша старая няня, находившаяся при нас»
Село Бельское, церковь Сретения, начало XIX века
Через два года Анненковы по их ходатайству были переведены с семьей в Западную Сибирь – в Туринск – а Громницким остался в Бельском совершенно один. К этому времени он начал периодически ездить в расположенное относительно неподалеку – около 80 верст – селение Урик, где в то время находилась большая колония ссыльных декабристов: Лунин, братья Никита и Александр Муравьевы, Волконские и врач Фердинанд Богданович Вольф (для консультации и лечения у которого Громницкий и получал официальное разрешение на поездку: здоровье его к этому времени было основательно подорвано, он жаловался на «ревматизмы» - хотя, по всей вероятности, уже тогда у него начиналась чахотка…). Одинокая жизнь Громницкого в Бельском к тому же была очень трудной в материальном плане. Денег из дома ему не присылали и никакой материальной помощи не оказывали (хотя письма писали). Его мать вела бесконечную переписку с III отделением о выделении ей пособия в вижу ее тяжелого положения «после лишения ее сына» (что кажется странным, поскольку в то время еще был жив ее муж – отец Громницкого – который умер только в 1846 году, и кроме ссыльного Петра Федоровича, у Громницких еще двое сыновей). Просьба Громницкого "о дозволении обязаться службою у того, кому угодно будет вознаграждать труд его куском насущного хлеба" не была удовлетворена» - я уже упоминала о том, что государственным преступникам запрещалось поступать в услужение к частным лицам. Таким образом, доходы Громницкого складывались из назначенного ему казенного пособия для неимущих поселенцев (114 ½ рублей в год – эта сумма назначалась всем и не менялась на протяжении многих лет), периодической помощи из «Малой артели» (касса взаимопомощи декабристов для выходящих на поселение) и непостоянных собственных заработков: известно, что он писал иконы для местной церкви в Бельском и периодически выполнял на заказ различные столярные работы.
Вероятно, на жизнь при плохом здоровье поселенца этого катастрофически не хватало – заниматься сельским хозяйством и обрабатывать землю Громницкий был не в состоянии. В 1839 г. его родственница Екатерина Богданова просила о поселении его "не в дальнем расстоянии от доктора Вольфа", жившего в Урике. Но на прошении ее было начертано только одно слово: "Невозможно" (обратите внимание – за Громницкого хлопочут не родители и не родные братья и сестры, а дальняя родственница). В то же 1839 году в письме М.С.Лунина к его сестре Е.С.Уваровой мы находим такую строчку: «Приостановить хлопоты в пользу Громницкого». Публикаторы писем Лунина в этом месте дают примечание: «Вероятно, речь идет о хлопотах насчет перевода Громницкого в другую часть Сибири, что в случае успеха, отняло бы у Лунина надежного сотрудника» - к этому времени Громницкий уже был секретарем Лунина и занимался перепиской и распространением его нелегальных сочинений.
Продолжение: http://naiwen.livejournal.com/1127681.html
…Но в нем есть образ твой, печальный бунтовщик.
Окружие его - незримая граница,
Идущая - по нам? В Создании самом?
...Но лишь до Вечной Тьмы разверзнется страница,
Я выплеснусь твоим мерцающим письмом.
Но нет - границы все незыблемо-упруги,
И не добравшись врозь до обиталищ тьмы,
Мы происходим здесь, не зная друг о друге,
Но составляя то, что называют "мы".
И знакам наших тайн из мира не убраться:
То снег солоноват, то горечью - вода...
Незыблемая сеть, нечаянное братство -
На письмах в пустоту и слове "никогда". (с) Кеменкири
Часть 1. История Петра Федоровича Громницкого
Даже среди Соединенных славян – о которых обычно мало что известно (надеюсь , что после почти года моей просветительской работы кому-то стало известно чуть больше) - история Петра Федоровича Громницкого – одна из самых «закрытых». От Громницкого осталось следственное дело. Его показания по делу Лунина в Сибири в 1842 году. И всего 1 (прописью одно) его собственное письмо. Во всяком случае лично мне пока нигде ни в каких изданиях больше не встретились письма Громницкого – вполне возможно, что они где-то еще есть, просто никто никогда по-настоящему не интересовался этим человеком. Собственно, если бы Громницкий не оказался причастен к громкому делу Лунина – им бы, наверное, вообще никто не заинтересовался. И лишь однажды, в совсем неожиданном месте, в совсем неизвестных у нас книгах удалось обнаружить другие следы переписки Громницкого: эти следы нашлись словно бы только для того, чтобы сразу же потеряться. Потому что есть в трагической истории ХХ века такие места и такие сюжеты, где рукописи горели – и исчезали безвозвратно. Jamais.
Но нужно начать рассказывать с начала и по порядку. Громницкий – родом из дворян Пензенской губернии (вот, наконец-то, маленький парадокс – кому же и служить в Пензенском полку, как не уроженцу Пензенской губернии?). Местом его детства стал уездный город Киренск. Отец – отставной капитан Федор Григорьевич Громницкий, после отставки от военной службы – Керенский уездный судья, мать – Екатерина Федоровна. За отцом Громницкого числилось 267 крестьянских душ – и, по меркам прочих Соединенных славян, это еще не так мало (мы помним, что большинство славян – голь перекатная, относительно богаты только семья Спиридовых, да разоряющаяся на глазах семья Тютчевых; для сравнения – у Веденяпиных 20 крепостных душ, за родителями барона Соловьева – шестеро, у Лисовских – трое, у Борисовых – никого). Тем не менее, судя по всем дальнейшим упоминаниям, семья жила очень бедно – что уж они делали со своими крепостными, неизвестно – но Громницкий вечно сидел без копейки и до следствия, и потом в Сибири, а когда его отправляли после окончания следствия из Петропавловской крепости далее в Свеаборг, то администрация крепости не нашла ничего лучшего, как выдать ему 20 рублей – на одежду и расходы (потому как, вероятно, иначе было неприлично его отправлять). В семействе Громницких было шестеро детей – двое братьев и три сестры, из которых младшая – Ольга Федоровна – единственная, как мы увидим дальше, кто по-видимому в последние годы хоть как-то интересовался судьбой опального брата. С детства Громницкий мечтал рисовать – однако по традиции ему предстояла военная карьера и родители отдали его во 2-й кадетский корпус (где его однокашниками оказались многие другие будущие славяне, в том числе Бечасный, Андреевич и др. – а также будущий жандармский офицер и большой друг декабристов Яков Казимирский). В 1819 году шестнадцатилетний Громницкий окончил кадетский корпус и был в чине прапорщика определен в Пензенский пехотный полк, а к 1823 году дослужился до поручика и ротного командира.
… Громницкий – в числе славян одного из «первых призывов», был принят в общество в начале 1824 года Петром Борисовым (с которым он, возможно, познакомился через своего однокашника по кадетскому корпусу Владимира Бечасного, который в свою очередь служил вместе с Борисовым в 8 артбригаде). В отличие от некоторых других малоосмысленных юношей, Громницкий не производит впечатления случайного человека в обществе – он не только весной 1825 года (при попытке реорганизации славян) избирается заместителем Петра Борисова, он очень активен в привлечении новых членов – кажется, именно через него в общество попадают Тютчев, Соловьев и некоторые другие уже известные нам лица. Не обходилось и без комических эпизодов – так, кто-то вспомнит показания подпоручика Александра Фролова о том, что якобы пьяные Тютчев, Громницкий и Мазган гонялись за ним с ножом, требуя клятвы о вступлении в общество и убиения Государя Императора. Вот вы как хотите, господа, а лично у меня в голове образ тихого и интеллигентного юноши Громницкого не связывается с этим буйством, и вообще – если пьянство и буйный образ жизни Тютчева и далее хорошо известны, то про алкоголизм Громницкого мы больше нигде и никогда не встречаем упоминаний ;) В общем, дальше начинается история с Лещинскими лагерями – и кажется – КАЖЕТСЯ – что хотя Громницкий вроде бы принимает активное участие в объединительном процессе (вместе с Тютчевым, Борисовым и Горбачевским он едет на самые первые переговоры к Сергею Муравьеву) – но как будто бы в следственных делах есть намеки на то, что он недоволен, то ли он не до конца доверяет новым союзникам, то ли ему жаль прежних «славянских» идеалов – в общем, все это очень смутно и где-то за кадром выглядит так, что Громницкий тихо саботирует происходящее. И саботирует вплоть до того, что когда в Пензенский полк является гонцом Андрей Борисов с личным письмом от брата к Громницкому и с призывом к восстанию – Громницкий категорически отказывается выводить свою роту (всю эту историю см. «Выбор Пензенского полка», подробно здесь еще раз я пересказывать не буду).
Петр Федорович Громницкий - член Общества Соединенных славян (с акварели Николая Бестужева)
… Осужденный по второму разряду Громницкий (как уже писалось, ему вменялся в вину злополучный крестик, поставленный не его рукой – после долгого сопротивления Спиридов, посредник от пехотинцев и батальонный начальник Громницкого - признался в том, что именно он отметил Громницкого крестиком в списке) был отправлен первоначально из Петропавлоской крепости в Свеаборг, затем его еще таскали по разным крепостям –Свартгольм, Кексгольм – и наконец только в апреле 1828 года был отправлен в Сибирь. Вероятно, именно в это время Громницкий впервые сблизился с Луниным – они одновременно находились в заключении в Свеаборге и вместе ехали в одной партии в Сибирь. Дальнейший каторжный путь Громницкого обычный – Чита, Петровский, здесь можно отметить только то, что Громницкий – по-видимому, очень верующий человек – был чтецом в церкви Петровского завода. А еще он вспоминает, наконец, о своей мечте стать художником – и становится учеником Николая Бестужева, у которого учится, впрочем, не только рисованию – но и различным ремеслам (во время пешего перехода из Читы в Петровский Громницкий делит одну юрту вместе с братьями Бестужевым и Торсоном и числится их помощником по различным мастеровым делам – у него, по-видимому, оказались хорошие руки, он отмечен и как столяр, и как портной). И так Громницкий дожил до момента, когда второй разряд в 1836 году выходил на поселение.
… Местом ссылки Громницкого оказалось село Бельское (иначе Бельск или Бельская слобода), около 100 верст от Иркутска. В первое время вместе с Громницким в Бельском жила также семья декабриста Анненкова с детьми. В принципе, Бельск был бы не так уж плох (это не край света, это довольно близко от губернского центра, это не Туруханск с его вечной мерзлотой и не Акатуй, с который мы скоро познакомимся при продолжении рассказа, - и к тому же в различных селах вокруг Иркутска оказалось довольно много ссыльнопоселенцев) – зато у Бельска оказался один – но весьма существенный недостаток: Бельск издавна считался воровской слободой, «сюда ссылали наказанных за кражи, поджоги, убийства, бродяжничество, за сопротивление полицейским с нанесением тяжких увечий, а также за подделку и сбыт фальшивых монет и кредиток» (история населенных пунктов России – РД). Вот как вспоминала о первых годах на поселении в Бельском Ольга Иванова – дочь Ивана Александровича Анненкова, которой в то время было около 7 лет:
«В селе Бельске мы пробыли около двух лет и все это время находились в постоянных тревогах и волнениях. Жизнь была самая безотрадная и даже не совсем безопасная. Бельск когда-то был заселен ссыльными раскольниками, и в то время, когда мы жили там, большинство жителей занималось конокрадством, так что постоянно приходилось слышать, что там-то ограбили, там-то убили или, чего хуже, подожгли, чего мы особенно боялись, так как не имели почти никаких средств против пожара. Не проходило почти ни одного дня, чтобы не рассказывали о каком-нибудь ужасном происшествии. Раза два пробовали забраться и к нам. Мы все были так напуганы, что отец и мать ложились спать только тогда, когда вставала наша старая няня, находившаяся при нас»
Село Бельское, церковь Сретения, начало XIX века
Через два года Анненковы по их ходатайству были переведены с семьей в Западную Сибирь – в Туринск – а Громницким остался в Бельском совершенно один. К этому времени он начал периодически ездить в расположенное относительно неподалеку – около 80 верст – селение Урик, где в то время находилась большая колония ссыльных декабристов: Лунин, братья Никита и Александр Муравьевы, Волконские и врач Фердинанд Богданович Вольф (для консультации и лечения у которого Громницкий и получал официальное разрешение на поездку: здоровье его к этому времени было основательно подорвано, он жаловался на «ревматизмы» - хотя, по всей вероятности, уже тогда у него начиналась чахотка…). Одинокая жизнь Громницкого в Бельском к тому же была очень трудной в материальном плане. Денег из дома ему не присылали и никакой материальной помощи не оказывали (хотя письма писали). Его мать вела бесконечную переписку с III отделением о выделении ей пособия в вижу ее тяжелого положения «после лишения ее сына» (что кажется странным, поскольку в то время еще был жив ее муж – отец Громницкого – который умер только в 1846 году, и кроме ссыльного Петра Федоровича, у Громницких еще двое сыновей). Просьба Громницкого "о дозволении обязаться службою у того, кому угодно будет вознаграждать труд его куском насущного хлеба" не была удовлетворена» - я уже упоминала о том, что государственным преступникам запрещалось поступать в услужение к частным лицам. Таким образом, доходы Громницкого складывались из назначенного ему казенного пособия для неимущих поселенцев (114 ½ рублей в год – эта сумма назначалась всем и не менялась на протяжении многих лет), периодической помощи из «Малой артели» (касса взаимопомощи декабристов для выходящих на поселение) и непостоянных собственных заработков: известно, что он писал иконы для местной церкви в Бельском и периодически выполнял на заказ различные столярные работы.
Вероятно, на жизнь при плохом здоровье поселенца этого катастрофически не хватало – заниматься сельским хозяйством и обрабатывать землю Громницкий был не в состоянии. В 1839 г. его родственница Екатерина Богданова просила о поселении его "не в дальнем расстоянии от доктора Вольфа", жившего в Урике. Но на прошении ее было начертано только одно слово: "Невозможно" (обратите внимание – за Громницкого хлопочут не родители и не родные братья и сестры, а дальняя родственница). В то же 1839 году в письме М.С.Лунина к его сестре Е.С.Уваровой мы находим такую строчку: «Приостановить хлопоты в пользу Громницкого». Публикаторы писем Лунина в этом месте дают примечание: «Вероятно, речь идет о хлопотах насчет перевода Громницкого в другую часть Сибири, что в случае успеха, отняло бы у Лунина надежного сотрудника» - к этому времени Громницкий уже был секретарем Лунина и занимался перепиской и распространением его нелегальных сочинений.
Продолжение: http://naiwen.livejournal.com/1127681.html
