raisadobkach (
raisadobkach) wrote2016-02-22 10:44 pm
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Entry tags:
Навещаю мать в больнице...
она рассказывает - лежит вместе с ней в палате бабушка 37 года рождения. У нее статус малолетней узницы концлагерей. Вот что (пересказываю со слов матери) рассказывала эта бабушка:
Они жили в Калужской области в деревне. Когда туда дошли немцы, то всю их деревню сожгли, а всех жителей выгнали из домов и погнали куда-то на работы, вместе с детьми и прочими. Кто не хотел или не успевал выйти из домов - тех сожгли прямо вместе с домами. Погнали их, а отец больной был, инвалид, не мог идти - сел на дорогу, его немцы сразу пристрелили.
Пригнали их в Латвию и там поместили в какой-то лагерь за колючей проволокой (я тут переспрашиваю - в Саласпилс, что ли? - нет, говорит мать, - она вроде сказала, что какой-то неизвестный, безымянный лагерь). Прожили они в этом лагере больше года, и "что пережили - того не передать". А потом вдруг внезапно немцы ушли (может, было уже советское наступление) и лагерь остался без охраны. Тогда пришли латыши и забрали их с матерью жить к себе на хутор. "Я, - говорит, - до этого в лаптях все ходила, а тут латыш сказал - никаких больше лаптей, и сделал для нас нормальную обувь, туфли, ботинки". Жили в сарае на соломе, но "латыш нас не обижал". А у него двое сыновей были - полицаи, "очень злые и жестокие". "Может быть, латыш нас потому не обижал, что уже чувствовал, что сыновей его расстреляют. Их двоих потом расстреляли. Но нам он помогал". Мать стала работать у этого латыша, помогала ему вести хозяйство - но условия были в целом по военным временам человеческие. "Приходили партизаны, но они уже знали, что мы тут, в сарае, живем, поэтому стрелять не стали - может быть, боялись и нас убить. А в других деревнях многих постреляли".
"А потом однажды сидели, сидели мы в сарае, вдруг дверь открывается, заходит солдатик и говорит - что сидишь? Не знаешь - война кончилась!" И тут мы вышли все. А того латыша я потом хотела разыскать, приехала в ту деревню - а его тут уже нет (сослали, наверное - прокомментировала я).
"Потом я долго, много лет добивалась, чтобы дали льготы, как малолетней узнице концлагеря. Вот только недавно дали. Прибавка к пенсии - 1000 рублей. И еще выдают в неделю два батона (белого хлеба), бесплатно. Это только в нашем районе так, потому что у нас председатель хороший и специально для нас этих батонов добивалась. А в других районах и ничего не выдают, только вот по тысяче рублей нам доплачивают".
...За подробности рассказа не отвечаю, так как через третьи руки передаю. Кажется, тут многие детали должны быть перепутаны. Но вот два батона - как говорится, без комментариев (матушка-то у меня не постеснялась прокомментировать).
Они жили в Калужской области в деревне. Когда туда дошли немцы, то всю их деревню сожгли, а всех жителей выгнали из домов и погнали куда-то на работы, вместе с детьми и прочими. Кто не хотел или не успевал выйти из домов - тех сожгли прямо вместе с домами. Погнали их, а отец больной был, инвалид, не мог идти - сел на дорогу, его немцы сразу пристрелили.
Пригнали их в Латвию и там поместили в какой-то лагерь за колючей проволокой (я тут переспрашиваю - в Саласпилс, что ли? - нет, говорит мать, - она вроде сказала, что какой-то неизвестный, безымянный лагерь). Прожили они в этом лагере больше года, и "что пережили - того не передать". А потом вдруг внезапно немцы ушли (может, было уже советское наступление) и лагерь остался без охраны. Тогда пришли латыши и забрали их с матерью жить к себе на хутор. "Я, - говорит, - до этого в лаптях все ходила, а тут латыш сказал - никаких больше лаптей, и сделал для нас нормальную обувь, туфли, ботинки". Жили в сарае на соломе, но "латыш нас не обижал". А у него двое сыновей были - полицаи, "очень злые и жестокие". "Может быть, латыш нас потому не обижал, что уже чувствовал, что сыновей его расстреляют. Их двоих потом расстреляли. Но нам он помогал". Мать стала работать у этого латыша, помогала ему вести хозяйство - но условия были в целом по военным временам человеческие. "Приходили партизаны, но они уже знали, что мы тут, в сарае, живем, поэтому стрелять не стали - может быть, боялись и нас убить. А в других деревнях многих постреляли".
"А потом однажды сидели, сидели мы в сарае, вдруг дверь открывается, заходит солдатик и говорит - что сидишь? Не знаешь - война кончилась!" И тут мы вышли все. А того латыша я потом хотела разыскать, приехала в ту деревню - а его тут уже нет (сослали, наверное - прокомментировала я).
"Потом я долго, много лет добивалась, чтобы дали льготы, как малолетней узнице концлагеря. Вот только недавно дали. Прибавка к пенсии - 1000 рублей. И еще выдают в неделю два батона (белого хлеба), бесплатно. Это только в нашем районе так, потому что у нас председатель хороший и специально для нас этих батонов добивалась. А в других районах и ничего не выдают, только вот по тысяче рублей нам доплачивают".
...За подробности рассказа не отвечаю, так как через третьи руки передаю. Кажется, тут многие детали должны быть перепутаны. Но вот два батона - как говорится, без комментариев (матушка-то у меня не постеснялась прокомментировать).
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
впрочем, у меня еще после песни Качмарского и после репортажа из экскурсии по Варшавскому гетто, кажется, вопросы закончились. Этот сорт патриотизма я не понимаю и не хочу понимать.
no subject
А мой "сорт патриотизма" - самый классический. Я не закрываю глаза на недостатки "своих", но не позволю "чужим" задевать "своих" и поливать их грязью. Куда уж дальше? Дальше это есть уже отсутствие какого-либо патриотизма. :)
А после твоих постов о терактах у меня тоже некоторые вопросы закончились. И как ты могла заметить, я больше не комментирую твои посты, как-либо затрагивающие сходную тему.
no subject
no subject
no subject
Ну, в общем, спасибо, бабушке гречку мы как-нибудь купим сами и без жучков. А вот тех бабушек, кому некому купить гречки без жучков и кому эти несъедобные продукты от собеса критичны, жаль. :(