raisadobkach (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
raisadobkach) wrote2004-07-01 10:44 pm
raisadobkach) wrote2004-07-01 10:44 pm
Перечитывайте детские книги...
Я люблю детскую литературу, и с огромным удовольствием вместе со своим ребенком заново открываю для себя книги, любимые в детстве (а иногда и по каким-либо причинам прошедшие мимо меня в детстве). Во время нынешнего отпуска я с восторгом заново открыла Марка Твена (причем помнится, что как раз в детстве он меня не слишком увлекал, да и помнился весьма смутно). Я прочитала ребенку вслух Тома Сойера и "Принц и нищий" целиком (удивительно, что ребенок вроде бы что-то понял), но главное открытие - "Приключения Гекльберри Финна", которую я не стала читать ребенку, ибо явно рано и непонятно, но зато запоем прочла сама. Люди, это замечательная книга! Исполненная доброго юмора и огромной любви к людям, прежде всего. Но вот что интересно: я читала ее как глубоко христианскую книгу, хотя я вроде бы читала, что Марк Твен был атеистом. Или каждый читатель находит в талантливом произведении именно то, что ему близко, отражение собственного мировоззрения? Но вот эти размышления Гека от первого лица, местами наивные и безграмотные, внешне отвергая некоторые ложно-ханжеские установления современной Марку Твену церкви в США (кстати, я не знаю, какая там в то время была распространенная конфессия - баптисты? методисты? Похоже, что не лютеране), - тем не менее настолько устремлены к Богу по самой своей внутренней сути, настолько честны перед самим собой и в то же время смиренны, с такой молодой верой он ищет подлинное, настоящее, - что действительно думаешь - вот пример начала (пока еще лишь только начала) верного пути, хотя на этом пути будут еще сотни и тысячи ошибок и падений...
Не удержусь, чтобы не поцитировать:
"Я даже подумал, что для Джима было бы в тысячу раз лучше оставаться рабом у себя на родине, где у него есть семья, если уж ему на роду написано быть рабом. Уж не написать ли мне письмо Тому Сойеру? Пускай он скажет мисс Уотсон, где находится Джим. Но скоро я эту мысль оставил, и вот почему: а вдруг она рассердится и не простит ему такую неблагодарность и подлость, что он взял да и убежал от нее, и опять продаст его? А если и не продаст, все равно добра не жди: все будут презирать такого неблагодарного негра, — это уж так полагается, — и обязательно дадут Джиму почувствовать, какой он подлец и негодяй. А мое-то положение! Всем будет известно, что Гек Финн помог негру освободиться; и если я только увижу кого-нибудь из нашего города, то, верно, со стыда готов буду сапоги ему лизать. Это уж всегда так бывает: сделает человек подлость, а отвечать за нее не хочет, — думает: пока этого никто не знает, так и стыдиться нечего. Вот и со мной так вышло. Чем больше я думал, тем сильней меня грызла совесть, я чувствовал себя прямо-таки дрянью, последним негодяем и подлецом. И наконец меня осенило: ведь это, думаю, явное дело — рука провидения для того и закатила мне такую оплеуху, чтобы я понял, что на небесах следят за моим поведением, и там уже известно, что я украл негра у бедной старушки, которая ничего плохого мне не сделала. Вот мне и показали, что есть такое всевидящее око, оно не потерпит нечестивого поведения, а мигом положит ему конец. И как только я это понял, ноги у меня подкосились от страха. Ну, я все-таки постарался найти себе какое-нибудь оправдание; думаю: ничему хорошему меня не учили, значит, я уж не так виноват; но что-то твердило мне: «На то есть воскресная школа, почему же ты в нее не ходил? Там бы тебя научили, что если кто поможет негру, то за это будет веки вечные гореть в аду».
Меня просто в дрожь бросило. И я уже совсем было решил: давай попробую помолюсь, чтобы мне сделаться не таким, как сейчас, а хорошим мальчиком, исправиться. И стал на колени. Только молитва не шла у меня с языка. Да и как же иначе? Нечего было и стараться скрыть это от бога. И от себя самого тоже. Я-то знал, почему у меня язык не поворачивается молиться. Потому что я кривил душой, не по-честному поступал — вот почему. Притворялся, будто хочу исправиться, а в самом главном грехе не покаялся. Вслух говорил, будто я хочу поступить как надо, по совести, будто хочу пойти и написать хозяйке этого негра, где он находится, а в глубине души знал, что все вру, и бог это тоже знает. Нельзя врать, когда молишься, — это я понял.
Тут я совсем запутался, хуже некуда, и не знал, что мне делать. Наконец придумал одну штуку; говорю себе: «Пойду напишу это самое письмо, а после того посмотрю, смогу ли я молиться». И удивительное дело: в ту же минуту на душе у меня сделалось легко, легче перышка, и все как-то сразу стало ясно. Я взял бумагу, карандаш и написал:
«Мисс Уотсон, ваш беглый негр Джим находится здесь, в двух милях от Пайксвилла, у мистера Фелпса; он отдаст Джима, если вы пришлете награду.
Гек Финн.»
Мне стало так хорошо, и я почувствовал, что первый раз в жизни очистился от греха и что теперь смогу молиться. Но я все-таки подождал с молитвой, а сначала отложил письмо и долго сидел и думал: вот, думаю, как это хорошо, что так случилось, а то ведь я чуть-чуть не погубил свою душу и не отправился в ад. Потом стал думать дальше. Стал вспоминать про наше путешествие по реке и все время так и видел перед собой Джима, как живого: то днем, то ночью, то при луне, то в грозу, как мы с ним плывем на плоту, и разговариваем, и поем, и смеемся. Но только я почему-то не мог припомнить ничего такого, чтобы настроиться против Джима, а как раз наоборот. То вижу, он стоит вместо меня на вахте, после того как отстоял свою, и не будит меня, чтобы я выспался; то вижу, как он радуется, когда я вернулся на плот во время тумана или когда я опять повстречался с ним на болоте, там, где была кровная вражда; и как он всегда называл меня «голубчиком» и «сынком», и баловал меня, и делал для меня все, что мог, и какой он всегда был добрый; а под конец мне вспомнилось, как я спасал его — рассказывал всем, что у нас на плоту оспа, и как он был за это мне благодарен и говорил, что лучше меня у него нет друга на свете и что теперь я один у него остался друг.
И тут я нечаянно оглянулся и увидел свое письмо. Оно лежало совсем близко. Я взял его и подержал в руке. Меня даже в дрожь бросило, потому что тут надо было раз навсегда решиться, выбрать что-нибудь одно, — это я понимал. Я подумал с минутку, даже как будто дышать перестал, и говорю себе: «Ну что ж делать, придется гореть в аду». Взял и разорвал письмо.
Страшно было об этом думать, страшно было говорить такие слова, но я их все-таки сказал. А уж что сказано, то сказано — больше я и не думал о том, чтобы мне исправиться. Просто выкинул все это из головы; так и сказал себе, что буду опять грешить по-старому, — все равно, такая уж моя судьба, раз меня ничему хорошему не учили. И для начала не пожалею трудов — опять выкраду Джима из рабства; а если придумаю еще что-нибудь хуже этого, то и хуже сделаю; раз мне все равно пропадать, то пускай уж недаром.
А вообще мне показалось, что это очень взрослая книга - мудрая, одновременно веселая и немного печальная. И почему-то единственное, что осталось в ней от детской книги - это не вполне уместный в контексте всего предыдущего повествования хеппи-енд. То есть под конец - смешно да, было. А вот ощущение безмерной правды жизни как-то потерялось...
Не удержусь, чтобы не поцитировать:
"Я даже подумал, что для Джима было бы в тысячу раз лучше оставаться рабом у себя на родине, где у него есть семья, если уж ему на роду написано быть рабом. Уж не написать ли мне письмо Тому Сойеру? Пускай он скажет мисс Уотсон, где находится Джим. Но скоро я эту мысль оставил, и вот почему: а вдруг она рассердится и не простит ему такую неблагодарность и подлость, что он взял да и убежал от нее, и опять продаст его? А если и не продаст, все равно добра не жди: все будут презирать такого неблагодарного негра, — это уж так полагается, — и обязательно дадут Джиму почувствовать, какой он подлец и негодяй. А мое-то положение! Всем будет известно, что Гек Финн помог негру освободиться; и если я только увижу кого-нибудь из нашего города, то, верно, со стыда готов буду сапоги ему лизать. Это уж всегда так бывает: сделает человек подлость, а отвечать за нее не хочет, — думает: пока этого никто не знает, так и стыдиться нечего. Вот и со мной так вышло. Чем больше я думал, тем сильней меня грызла совесть, я чувствовал себя прямо-таки дрянью, последним негодяем и подлецом. И наконец меня осенило: ведь это, думаю, явное дело — рука провидения для того и закатила мне такую оплеуху, чтобы я понял, что на небесах следят за моим поведением, и там уже известно, что я украл негра у бедной старушки, которая ничего плохого мне не сделала. Вот мне и показали, что есть такое всевидящее око, оно не потерпит нечестивого поведения, а мигом положит ему конец. И как только я это понял, ноги у меня подкосились от страха. Ну, я все-таки постарался найти себе какое-нибудь оправдание; думаю: ничему хорошему меня не учили, значит, я уж не так виноват; но что-то твердило мне: «На то есть воскресная школа, почему же ты в нее не ходил? Там бы тебя научили, что если кто поможет негру, то за это будет веки вечные гореть в аду».
Меня просто в дрожь бросило. И я уже совсем было решил: давай попробую помолюсь, чтобы мне сделаться не таким, как сейчас, а хорошим мальчиком, исправиться. И стал на колени. Только молитва не шла у меня с языка. Да и как же иначе? Нечего было и стараться скрыть это от бога. И от себя самого тоже. Я-то знал, почему у меня язык не поворачивается молиться. Потому что я кривил душой, не по-честному поступал — вот почему. Притворялся, будто хочу исправиться, а в самом главном грехе не покаялся. Вслух говорил, будто я хочу поступить как надо, по совести, будто хочу пойти и написать хозяйке этого негра, где он находится, а в глубине души знал, что все вру, и бог это тоже знает. Нельзя врать, когда молишься, — это я понял.
Тут я совсем запутался, хуже некуда, и не знал, что мне делать. Наконец придумал одну штуку; говорю себе: «Пойду напишу это самое письмо, а после того посмотрю, смогу ли я молиться». И удивительное дело: в ту же минуту на душе у меня сделалось легко, легче перышка, и все как-то сразу стало ясно. Я взял бумагу, карандаш и написал:
«Мисс Уотсон, ваш беглый негр Джим находится здесь, в двух милях от Пайксвилла, у мистера Фелпса; он отдаст Джима, если вы пришлете награду.
Гек Финн.»
Мне стало так хорошо, и я почувствовал, что первый раз в жизни очистился от греха и что теперь смогу молиться. Но я все-таки подождал с молитвой, а сначала отложил письмо и долго сидел и думал: вот, думаю, как это хорошо, что так случилось, а то ведь я чуть-чуть не погубил свою душу и не отправился в ад. Потом стал думать дальше. Стал вспоминать про наше путешествие по реке и все время так и видел перед собой Джима, как живого: то днем, то ночью, то при луне, то в грозу, как мы с ним плывем на плоту, и разговариваем, и поем, и смеемся. Но только я почему-то не мог припомнить ничего такого, чтобы настроиться против Джима, а как раз наоборот. То вижу, он стоит вместо меня на вахте, после того как отстоял свою, и не будит меня, чтобы я выспался; то вижу, как он радуется, когда я вернулся на плот во время тумана или когда я опять повстречался с ним на болоте, там, где была кровная вражда; и как он всегда называл меня «голубчиком» и «сынком», и баловал меня, и делал для меня все, что мог, и какой он всегда был добрый; а под конец мне вспомнилось, как я спасал его — рассказывал всем, что у нас на плоту оспа, и как он был за это мне благодарен и говорил, что лучше меня у него нет друга на свете и что теперь я один у него остался друг.
И тут я нечаянно оглянулся и увидел свое письмо. Оно лежало совсем близко. Я взял его и подержал в руке. Меня даже в дрожь бросило, потому что тут надо было раз навсегда решиться, выбрать что-нибудь одно, — это я понимал. Я подумал с минутку, даже как будто дышать перестал, и говорю себе: «Ну что ж делать, придется гореть в аду». Взял и разорвал письмо.
Страшно было об этом думать, страшно было говорить такие слова, но я их все-таки сказал. А уж что сказано, то сказано — больше я и не думал о том, чтобы мне исправиться. Просто выкинул все это из головы; так и сказал себе, что буду опять грешить по-старому, — все равно, такая уж моя судьба, раз меня ничему хорошему не учили. И для начала не пожалею трудов — опять выкраду Джима из рабства; а если придумаю еще что-нибудь хуже этого, то и хуже сделаю; раз мне все равно пропадать, то пускай уж недаром.
А вообще мне показалось, что это очень взрослая книга - мудрая, одновременно веселая и немного печальная. И почему-то единственное, что осталось в ней от детской книги - это не вполне уместный в контексте всего предыдущего повествования хеппи-енд. То есть под конец - смешно да, было. А вот ощущение безмерной правды жизни как-то потерялось...
no subject
Мне всегда казалось, что эта книга на голову выше "Тома Сойера". Сугубо имхо. А ее как-то принято считать "дополнением" к "Сойеру", и у многих она просто проходит мимо...
no subject
А "Гекльберри" - книга уже не совсем детская, она рассчитана на взрослого читателя или, во всяком случае, на вдумчивого подростка. И она очень умная и честная книга, да. Я действительно открыла ее для себя в тридцать шесть лет и вынесла много полезного.:)
Кстати, есть ведь продолжения Тома Сойера и Гекльберри Финна. Но, как всякие многосерийные продолжения, они гораздо слабее собственного авторского оригинала.
А вообще я открываю для себя много детской литературы, полузабытой или по каким-то причинам прошедшей в детстве мимо меня. И, знаешь, тебе как раз в ближайшие годы это тоже предстоит - сейчас, когда Света уже начинает вырастать из Курочки Рябы и Теремка, я уверена, что ты тоже начнешь получать удовольствие от детского чтения. Вот, например, я с удивлением обнаружила, что "Волшебник Изумрудного города" - книжка с гораздо более глубоким смыслом, чем в состоянии понять ребенок 3-6 лет (в таком возрасте обычно читают детям эту книгу)
no subject
А "Вjлшебник Изумрудного города" относится у меня r категории "книг на все времена", то есть тех, которые любишь и в детстве, и взрослым.
И вообще, я наверное, слегка впадаю в детство, ибо месяц назад с большим энтузиазмом перечла "Пеппи Длинныйчулок":))
Пеппи Длинныйчулок!
А я вот тоже читаю детские книжки. В данный момент - гхм... стыдно признаться... "Хижину дяди Тома".:) Очень хорошая книжка, надо сказать. Достала на предмет "можно ли это уже читать ребенку?", решила, что ребенку читать это рано - и зачиталась сама.:)
А из числа моих самых больших открытий детской литературы за последний год - "Питер Пэн" Дж.Барри. В детстве как-то совершенно прошла мимо меня. Книга восхитительная!
Кстати, Марк Твена в детстве я не то, чтобы не любила, но была к нему достаточно равнодушна. Больше всего мне в детстве нравился "Принц и нищий" (хорошая книга). А вот "взрослых" книг Марк Твена, кроме нескольких небольших юмористических рассказов, я так и не читала - даром что у нас дома стоит собрание сочинений. Отец, помню, все уговаривал меня прочесть "Янки при дворе короля Артура" - но почему-то я так и не сподвиглась. Теперь вот думаю - может, надо?
Относительно Марка Твена и его христианских вещей
Re: Относительно Марка Твена и его христианских вещей
Решила для порядка
Так вот, собственно, по этому тексту достаточно сложно судить об отношении Марка Твена к христианству. Видно, что это очень едкая сатира на "формальных христиан", тех, кого сам писатель называет "христианин по обязанности". Но распространялось ли это его отношение на христианство вообще? Трудно сказать.
Поначалу мне было как-то неприятно читать текст (ну, вертелось что-то такое в голове - вот, мол, какой нехороший Марк Твен - за что же он так не любит христианство и христиан?) :), потом стало смешно, потом заставило задуматься. Собственно, в итоге мне кажется, что независимо от того, с какими мыслями и целями писал Марк Твен свой текст (даже если его сознательной мишенью было христианство в целом) - то для верующего христианина этот текст скорее полезен, чем вреден. Ибо представляет собой прекрасную возможность посмотреть на себя в зеркало, и увидеть там не слишком приглядное отражение. Во всяком случае не стоит делать вид, что к нам все изложенное не имеет никакого отношения.:)
Все мы порой в тайных помыслах (а иногда и открыто) просим у Господа таких вещей, о которых и подумать стыдно, не то, чтобы обращаться к Богу с просьбой. Да и все остальное, если вдуматься, тоже не так, чтобы совсем к нам не относилось. Полезный текст.
Так что я думаю, что это, возможно, тот случай, когда произведение, написанное человеком честным, искренним и талантливым, оказывается в итоге шире и глубже собственно мировоззрения автора, и того смысла, который автор в свое произведение непосредственно закладывал. Все во славу Божию.:))