raisadobkach (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
raisadobkach) wrote2005-03-02 08:23 am
raisadobkach) wrote2005-03-02 08:23 am
Переименованный остров
Как-то оно мне вдруг в настроение пришлось, что я захотела выложить сюда старое-старое эссе. Наверняка уж почти все читали, но все-таки пусть будет. Грустное такое, сентиментальное.
Печальная документальная повесть
Вероятно, рассказ этот следует начать с того момента, когда некая благодетельная девица Шарлотта-Христина Тиман, дочка средней руки голландского заводчика-пивовара Карла Тимана, решилась оставить свою родину и попытать счастья на российской земле. Было это около 1790 года. Она остановила свой выбор на России вероятно еще и потому, что в то время в Голландском посольстве в Петербурге служил ее двоюродный брат, тоже Тиман - между прочим, дальний предок ныне известного шахматиста Яна Тиммана (разница в правописании может объясняться тем, что в те времена вообще достаточно вольно обращались с транскрипцией и орфографическим написанием имен собственных)
По понятиям того времени, девица Тиман была уже почти старой девой - ей было около 26-27 лет, однако ей повезло. Работящую, добропорядочную, набожную девушку с хорошим характером отметили, и в устройстве ее судьбы приняла участие Лютеранская иностранная община в С-Петербурге - около 1792 года фройляйн Шарлотта вышла замуж за шведа-офицера на русской службе, Петера Дэвида Торсона (в России обычно именуемого Петром Давидовичем). От этого брака родилось двое детей - в 1793 году сын Константин (названный в честь будущего наследника российского престола), - и около 1800 года дочь Екатерина. Возможно, были и еще дети, умершие в детстве, но об их судьбе нам ничего не известно.
Поначалу служба папаши Торсона была успешной - он дослужился до квартирмейстерского подполковника в свите Императора Павла I. Однако после убийства Павла в 1801 году Торсон впал в опалу и был вынужден выйти в отставку (Александр Первый не жаловал фаворитов своего покойного отца), что и послужило, по-видимому, причиной печальных перемен в его характере. И раньше попивавший, почтенный скандинав стал прикладываться к графинчику чаще, чем следовало, за какой-то год допился до белой горячки, в безумии бил жену и детей, тосковал по прежним временам, - и наконец-то его хватил удар. Еще несколько месяцев он пролежал в параличе… и, наконец, умер, - оставив после себя вдову с сыном и дочкой, кучу долгов и доброе имя.
На родину в Голландию Шарлотта-Христина не вернулась - возможно, ее папа-пивовар к этому времени также уже благополучно отбыл на Небеса. Через некоторое время фрау Шарлотта-Христина подала прошение на имя Императора Александра Первого о зачислении ее в российские подданные - это практиковалось в то время для иностранцев на русской службе, - и назначении ей пенсиона за покойного супруга. Просьба была удовлетворена, - с этого времени (примерно с 1802 года) Шарлотта-Христина стала именоваться на русский манер - Шарлоттой Карловной, а дети ее - "дворянами российской нации и закона".
Между тем сын подрастал и нужно было решать вопрос с его обучением. Семейство, несмотря на назначенный пенсион, жило в крайней бедности, - и даже продажа дома за долги и переезд в съемную квартиру не решили всех материальных проблем.
Однако мир не без добрых людей - нашлись те, кто подсказали Шарлотте Карловне достойный путь: детей-мальчиков из незнатных и/или обедневших дворянских семей принимал в те времена Морской кадетский корпус, - к тому же (это был дополнительный плюс) в Морском корпусе в те времена было много лютеран.
В июле 1803 года сирота подал прошение на имя Императора о зачислении в Морской корпус:
"Мне же ныне от роду 9 лет, грамоте читать и писать обучен. Поместий и вотчин за отцом моим не состоит, и в службу я никуда еще не определен, а желание имею вступить в Морской кадетский корпус в кадеты…" Просьбу удовлетворили - 23 августа 1803 года мальчик был представлен Александру Первому и в сентябре зачислен в корпус "сверх комплекта на казенное содержание".
Современники отмечали "дикий произвол воспитателей и еще бОльшую одичалость воспитанников… что-то вроде самоуправления в широких размерах, с аристократиею - представителями физической силы, и плебсом, состоящим из новичков и мальчиков с более деликатным воспитанием. Гардемарины издевались над кадетами и заставляли их прислуживать себе: застилась постели, чистить сапоги и одежду и др.". Не правда ли, как знакомо?
Жизнь казенного воспитанника в корпусе складывалась не так легко. Мальчик был тихий и домашний, но характер его уже прошел нелегкое испытание, когда ему приходилось защищать от озверелого отца мать и грудную сестренку. Соученики издевались над ним, старшие кадеты били, а начальство драло нещадно за малейший проступок - ибо кто же заступится за казенного? Мальчик неплохо учился, но вскоре принял правила игры, - душа его очерствела, и поведением своим вскоре заслужил звание "отпетого", "чугуна", как тогда говорили, и за свои многочисленные выходки «противу дисциплины» не раз и не два ложился под розги, перенося наказание со стоическим спокойствием, мог даже взять на себя чужую вину - просто ради принципа. Однажды уже подростком на спор с самыми старшими, 18-летними, залез на клотик - самую верхнюю мачту. Было принято так демонстрировать свою удаль - в норме на этот клотик лазить вовсе не нужно, это всего лишь хвастовство, пустая бравада. Обычно один воспитанник лез, - а остальные стоят внизу и придерживают мачту, чтобы она не раскачивалась, - но подростки вздумали поиздеваться и раскачали специально. Константин не удержался, упал вниз, едва не разбившись насмерть. Старшим поставили на вид "неуместные развлечения", Константин же опять пошел под розги.
Вероятно, корпусное начальство и само было радо избавиться от способного, но дерзкого казенного воспитанника, - потому что, когда в 1808 году приехали в Корпус набирать добровольцев в действующий флот, то одним из первых отобрали Торсона - хотя ему оставалось учиться еще два, если не все три года. Так юный гардемарин оказался на войне - в возрасте неполных 15 лет.
Ему повезло - лейтенант Сущев, под началом которого оказался Константин, был добрым человеком и под свою личную ответственность разрешил необстрелянному подростку встать под открытый огонь. Вероятно, он рассуждал так, - что героизм в сражении поможет казенному воспитаннику, буде он останется жив, отличиться и сделать карьеру.
После очередного сражения Сущев подал рапорт директору Морского корпуса: "поведения благородного, должность исправлял с рачением… Находясь в сражении, заслужил особенное внимание начальства своею расторопностию и храбростию, за что и рекомендуется в мичмана".
Расчет Сущева оказался верен - Император Александр, когда ему подали рапорт об отличившихся, так растрогался, что распорядился лично произвести в мичманы (сдать экзамены на офицерское звание), хотя по закону Торсону не хватало для первого офицерского звания двух лет. Однако Императору в России, как известно, закон не писан…
В феврале 1809 года, пятнадцати лет от роду, Торсон сдал экзамены в Морском корпусе на звание мичмана - оказавшись 12-м по оценкам среди примерно семидесяти человек семнадцати-восемнадцатилетних оболтусов.
Императорский Указ: "Гардемарин Торсон за отличие в сражении противу шведов при острове Пальво 6 сентября прошлого 1808 года производится в мичманы".
Потом было еще страшное сражение на фрегате "Богоявление Господне" - когда удалось поджечь шведский корабль, и на глазах подростка люди горели живыми факелами прежде, чем корабль противника окончательно пошел ко дну… И опять в рапорте среди отличившихся - мичман Торсон…
В войне 1812 года российский флот не принимал активного участия - но все же пришлось оборонять прибалтийские порты от высадившихся прусских войск.
9 июля 1812 года Торсон был назначен командиром 10-весельного катера, спущенного в районе Либавы с фрегата "Амфитрида" - "для доставления на почту бумаг и за пресной водой". Не подозревая о том, что наполеоновские войска уже заняли Либаву, катер был послан практически невооруженным и обестрелян с близкого расстояния. Первым же выстрелом Торсон был ранен в ногу, а два матроса убиты.
Из донесения: "Несмотря на тяжелое ранение, дал команду поднять парус, сам сел за руль, а матросам велел лечь на дно катера, и провожаемый выстрелами неприятельских солдат, под парусом вышел в море; при том еще пять матросов получили ранения". Лишь после того, как катер возвратился к фрегату и начальство было оповещено о неприятеле в городе, герой потерял сознание…
Высочайший указ 31 июля 1812 года: "Господину флота мичману Торсону. Во изъявление внимания моего к неустрашимости, оказанной Вами 9-го сего июля, когда, будучи посланы на катере в Либаву, нашли там неприятеля и, несмотря на полученную от него тяжелую рану, употребили все меры к спасению команды Вашей, Всемилостивейше жалую Вас кавалером Ордера Св.Анны 3-го класса, коею знак при сем препровождается. Александр".
Награжденный же герой после этого случая год провалялся в прибалтийских госпиталях, перенеся четыре тяжелейших операции…
Дальше карьера его покатилась в том же странном направлении. Сироте нужно было выслужиться. Сироте нужно было на свое жалованье прокормить свою семью - к этому времени сестра Катенька была отдана учиться в Екатерининский институт благородных девиц (женское учебное заведение классом чуть пониже известного Смольного ин-та - в Екатерининский ин-т принимали дочерей обедневших дворян, разбогатевших купцов и мещан, выслужившихся чиновников) и деньги были нужны.
В 1813 году, все еще на костылях и с открытым гнойным свищом, 18-летний мичман был назначен командиром военного транспорта "Святая Анна", перевозившего порох и вооружение для союзных войск. Задание считалось крайне опасным, опытные офицеры отказывались от него: полный трюм пороха означал прекраснейшую возможность для всей команды взлететь на воздух при малейшей возможности, например, при первом же неприятельском обстреле."Святая Анна" сделала три рейса, за что Торсон по рекомендации руководившего операцией Артиллерийского департамента получил благодарность от Морского министра и 26 июля 1814 года был произведен в лейтенанты, а вскоре ему была пожалована также медаль на голубой ленте - в память об участии в войне 1812 года (кстати, первый морской офицер, награжденный за участие в Отечественной войне).
А затем потянулись серые будни… Еще один раз он примет участие в плавании вокруг Европы - лейтенантом корабля "Орел", - затем несколько лет рядовой, скучной, пустой береговой службы на Балтийском флоте в Кронштадте. Старая рана болела и до конца так никогда и не затягивалась, - уже после окончания войны ему сделали пятую операцию. Сестра, окончившая Институт, выросла и превратилась в редкую красавицу (ее звали - "Катерина Петровна - Хрустальная Льдинка"), на которую оглядывались все кронштадские офицеры… Вот только была эта красавица - бесприданницей…
Неизвестно, как бы сложилась дальнейшая жизнь молодого моряка… Неизвестно, если бы не снаряженная к 1819 году казенная кругосветная экспедиция к Южному полюсу - на шлюпах "Восток" и "Мирный".
В конце 1818 года русским правительством было принято решение об отправке экспедиций - к Южному полюсу и в Берингов пролив. При этом инициатива исходила не из морского ведомства, а из более высоких правительственных сфер. В Архиве Военно-Морского флота сохранилось письмо Беллинсгаузена к Николаю I, где он писал о том, что "Александр благословенный поручил мне исполнить собственную мысль и волю в южном полушарии".
Случилось так, что начальником этой экспедиции поначалу предполагался капитан I ранга Ратманов, - но отказался по возрасту и состоянию здоровья. Начальство над экспедицией принял тогда еще мало кому известный Фаддей Беллинсгаузен, получив право сам набрать офицерский состав. Беллинсгаузен был человеком жестким - немало блестящих офицеров, маменькиных сынков хотело бы принять участие в столь экзотическом кругосветном плавании, и немало вышестоящего начальства и просто "влиятельных людей" предлагало своих кандидатов. Однако Беллинсгаузен, по-видимому, понимал, что речь идет не об игрушках для удовлетворения самолюбия юных франтов, - экспедиция по тем временам была крайне опасной. В офицерский состав набирали только тех, кто имел опыт участия в дальних плаваниях и/или военных действиях, и прислушивались исключительно к рекомендациям боевых офицеров. Ратманов же и дал рекомендацию Торсону, и вскоре Беллинсгаузен уже писал: "По хорошему отзыву о вас известных морских капитанов… имею честь пригласить принять участие…"
Его взяли на шлюп "Восток", под начало самого Беллинсгаузена (вторым шлюпом, "Мирный", командовал лейтенант Михаил Лазарев) - 3-м вахтенным лейтенантом, геодезистом и метеорологом, а также "для ведения дневника экспедиции и наблюдения за нравами вновь открытых народов…" Уже в ходе плавания обязанности его расширились - из 3-х вахтенных он переместился в первые, был назначен 2-м помощником капитана, вел коммерческие и дипломатические переговоры в тех цивилизованных, полуцивилизованных и диких странах, где останавливались путешественники…
2 ноября 1819 года Южная экспедиция прибыла в Рио-де-Жанейро, и через три недели двинулись в Южный Ледовитый океан. Земли были неисследованные - тогда экспедиция впервые открыла группу островков в районе Сандвичевой Земли, названных Островами Траверсе (это имя тогдашнего морского министра в России). Но и каждый из островков получил свое собственное название по имени их первооткрывателей, офицеров Южной экспедиции - Беллинсгаузен дал островам имена своих спутников: Завадовского (первого помощника капитана), Лескова (2-го лейтенанта) и… Торсона.
Вот так было описано в дневниках экспедиции открытие этого острова:
"Когда пасмурность и снег прекратились, мы увидели на северо-востоке высокий берег, коего вершина скрылась в облаках; поутру на рассвете открылся остров, совершенно очистившийся от тумана, а на середине острова высокая гора; вершина ее и скаты покрыты снегом; крутизны, на которых снег и лед держаться не могут, имеют цвет темный. Остров круглый, в окружности двенадцать миль, по крутому каменному берегу неприступен, прекрасная погода позволила нам сделать полуденное наблюдение, и широта места нашего оказалась 56'44'18'' южная, долгота 27'41'51'' западная." В этих скупых строках - истинная музыка свершившегося ЧУДА, открытия: и гордость, и радость обретения.
А еще чуть позже (5 февраля 1820 года) экипаж "Востока" впервые увидел то, что прославит экспедицию в веках: "За льдяными полями мелкого льда и островами, виден материк льда, коего края отломаны перпендикулярно и который продолжается по мере нашего зрения, возвышаясь к югу подобно берегу".
br>"Я, - писал Беллинсгаузен, - с первого взгляда узнал, что вижу берег, но офицеры, смотря также в трубы, были разных мнений… Дали знать на шлюп "мирный", что видят берег. Вскоре сквозь тучи пробился пасмурный луч. Он прорезал пасмурность и осветил крутые черные скалы, на которых не было снега. Невозможно выразить словами радость, которая явилась на лицах всех при восклицании: "Берег, берег!". Восторг сей был неудивителен после долговременного единообразного плавания в беспрерывных гибельных опасностях, между льдами, при снеге, дожде, слякоти и туманах… Ныне обретенный нами берег подавал надежду, что непременно должны быть еще другие берега…" Каюсь, - когда я впервые читала эти строки в читальном зале Исторической библиотеки в Москве, - слезы текли у меня по лицу…
Но техническое снаряжение экспедиции тогда не позволило ей подойти ближе к таинственному берегу и убедиться в свершенном открытии - и 29 марта 1820 года экспедиция вернулась в Сидней. Они еще обследовали архипелаги Океании (всего экспедиция открыла 26 обитаемых и необитаемых островов), затем прибыли на Таити (который тогда назывался Отаити), - здесь Торсон руководил всеми экономическими сношениями с местным населением.
Экспедицию почтил своим вниманием сам король острова Помари - недавно воцарившийся в стране после десятилетий кровавых раздоров и усобиц.
Не удержусь, чтобы не привести длинную цитату, она очень колоритна:
"На помосте сидел король, одетый в белые ткани. Его черные густые волосы, коротко остриженные спереди, сзади свисали длинным локоном. Лицо смуглое, впалые черные глаза с нахмуренными густыми черными бровями, толстые губы с черными усами и колоссальный рост придавали ему вид истинно королевский. Король произнес имена Александра I и Наполеона, желая показать свое знакомство с европейской политикой. Королевская семья обедала в кают-компании, при этом моряки заметили, что король и королева всем яствам предпочитают вино… После обеда Беллинсгаузен показывал королю пушки и велел салютовать ему пятнадцатью выстрелами. Помари был доволен такими почестями, но при каждом выстреле, держа Беллинсгаузена за руку, прятался за него… Королю вручили медаль с изображением Александра I. Потом Помари одарил всех офицеров: г-ну Заводовскому положил в карман две жемчужины и сверх того подарил ему большую белую ткань; господам Торсону, Лескову и другим дарил также ткани. Каждый из них со своей стороны старался отблагодарить короля разными подарками".
Выполняя свои обязанности этнографа экспедиции, Константин Петрович старательно изучал нравы и быт диких народов - сохранилась запись о том, как однажды он полдня гонялся на ялике за лодкой каких-то таинственных дикарей, пытаясь приманить их подарками, а островитяне в обмен кидались кусками кораллов и гнилыми кокосовыми орехами. Зато открытый благодаря этому населенный остров был назван именем Великого князя Александра Николаевича (т.е. будущего императора-реформатора Александра Второго).
А затем - снова льды, месяцы одних только льдов, вечное ледяное безмолвие… В октябре 1820 года снова двинулись к берегам Антарктиды и 17 января 1821 года в 11 часов утра вновь увидели вдали ледяной берег… Однако, поскольку в них ударил айсберг и открылась течь, то исследования пришлось прервать и спешно повернуть обратно.
24 июля 1821 года Южная экспедиция с триумфом вернулась в Кронштадт, и Торсон пал в объятия дожидавшихся его на берегу матери и сестрицы.
Экспедиция продолжалась 808 дней; за участие в ней все офицеры (наш герой в том числе) были награждены орденами Владимира IV степени, удостоены личной аудиенции у Александра I, который "за уважением отличного усердия к службе и трудов, понесенных во время вояжа вокруг света и особливо к Южному полюсу" повелел выплачивать участникам экспедиции двойное жалование до тех пор, пока они будут оставаться в морской службе.
Блестящая карьера открывалась перед молодым исследователем - вскоре он переводится из Кронштадта в Петербург "для окончания дел по вояжу к Южному полюсу, обработке материалов экспедиции и составлению записок Южной экспедиции". Тогда же Торсон был для лучшего выполнения своих новых обязанностей назначен старшим адъютантом Адмиралтейства (Морского министерства).
А дальше… О, дальше была совсем другая история. Пока скажу лишь следующее:
Когда несколько лет спустя, уже после происшедшего восстания декабристов и отправки Торсона в Сибирь, Беллинсгаузен взялся издавать описание экспедиции ("Двукратные изыскания в Южном ледовитом океане…"), - то безжалостные цензоры постарались вымарать оттуда неугодное имя государственного преступника. К редактуре книги приложил особенные усилия тогдашний председатель ученого комитета Морского штаба - Л.И.Голенищев-Кутузов. "Всему виноват Логин Иванович Кутузов, взявшийся за издание… - писал в 1834 году Михаил Лазарев своему другу Шестакову. - Отдал в разные руки и, наконец, вышло самое дурное повествование весьма любопытного и со многими опасностями сопряженного путешествия. Я не знаю, в каком виде представил оное Беллинсгаузен, но ясно вижу, что слог в донесении моем к Беллинсгаузену после разлучения нашего и по прибытии в Порт-Жаксон изменен совершенно, а кто взял на себя это право, не знаю".
Вахтенный же журнал "Востока", как и вахтенный журнал "Мирного", впоследствии исчезли, - вероятно, погибнув вместе с основным архивом Беллинсгаузена.
Вероятно, Голенищев-Кутузов или кто-то по его указке совершил впервые эту подмену - открытый островок в Тихом океане, названный именем Торсона, был переименован. Теперь он назывался остров Высокий, "потому что он отличается от прочих своей высотою".
Именно под этим названием остров фигурирует до сих пор на географических картах мира.
… И лишь на сохранившемся в историческом музее в Москве рисунке художника П.Н.Михайлова, - также участнике Южной экспедиции, - под изображением крошечного, окутанного облаками островка сохранилась собственноручная подпись художника: "Остров Торсона"…
(продолжение следующим постом)
Печальная документальная повесть
Вероятно, рассказ этот следует начать с того момента, когда некая благодетельная девица Шарлотта-Христина Тиман, дочка средней руки голландского заводчика-пивовара Карла Тимана, решилась оставить свою родину и попытать счастья на российской земле. Было это около 1790 года. Она остановила свой выбор на России вероятно еще и потому, что в то время в Голландском посольстве в Петербурге служил ее двоюродный брат, тоже Тиман - между прочим, дальний предок ныне известного шахматиста Яна Тиммана (разница в правописании может объясняться тем, что в те времена вообще достаточно вольно обращались с транскрипцией и орфографическим написанием имен собственных)
По понятиям того времени, девица Тиман была уже почти старой девой - ей было около 26-27 лет, однако ей повезло. Работящую, добропорядочную, набожную девушку с хорошим характером отметили, и в устройстве ее судьбы приняла участие Лютеранская иностранная община в С-Петербурге - около 1792 года фройляйн Шарлотта вышла замуж за шведа-офицера на русской службе, Петера Дэвида Торсона (в России обычно именуемого Петром Давидовичем). От этого брака родилось двое детей - в 1793 году сын Константин (названный в честь будущего наследника российского престола), - и около 1800 года дочь Екатерина. Возможно, были и еще дети, умершие в детстве, но об их судьбе нам ничего не известно.
Поначалу служба папаши Торсона была успешной - он дослужился до квартирмейстерского подполковника в свите Императора Павла I. Однако после убийства Павла в 1801 году Торсон впал в опалу и был вынужден выйти в отставку (Александр Первый не жаловал фаворитов своего покойного отца), что и послужило, по-видимому, причиной печальных перемен в его характере. И раньше попивавший, почтенный скандинав стал прикладываться к графинчику чаще, чем следовало, за какой-то год допился до белой горячки, в безумии бил жену и детей, тосковал по прежним временам, - и наконец-то его хватил удар. Еще несколько месяцев он пролежал в параличе… и, наконец, умер, - оставив после себя вдову с сыном и дочкой, кучу долгов и доброе имя.
На родину в Голландию Шарлотта-Христина не вернулась - возможно, ее папа-пивовар к этому времени также уже благополучно отбыл на Небеса. Через некоторое время фрау Шарлотта-Христина подала прошение на имя Императора Александра Первого о зачислении ее в российские подданные - это практиковалось в то время для иностранцев на русской службе, - и назначении ей пенсиона за покойного супруга. Просьба была удовлетворена, - с этого времени (примерно с 1802 года) Шарлотта-Христина стала именоваться на русский манер - Шарлоттой Карловной, а дети ее - "дворянами российской нации и закона".
Между тем сын подрастал и нужно было решать вопрос с его обучением. Семейство, несмотря на назначенный пенсион, жило в крайней бедности, - и даже продажа дома за долги и переезд в съемную квартиру не решили всех материальных проблем.
Однако мир не без добрых людей - нашлись те, кто подсказали Шарлотте Карловне достойный путь: детей-мальчиков из незнатных и/или обедневших дворянских семей принимал в те времена Морской кадетский корпус, - к тому же (это был дополнительный плюс) в Морском корпусе в те времена было много лютеран.
В июле 1803 года сирота подал прошение на имя Императора о зачислении в Морской корпус:
"Мне же ныне от роду 9 лет, грамоте читать и писать обучен. Поместий и вотчин за отцом моим не состоит, и в службу я никуда еще не определен, а желание имею вступить в Морской кадетский корпус в кадеты…" Просьбу удовлетворили - 23 августа 1803 года мальчик был представлен Александру Первому и в сентябре зачислен в корпус "сверх комплекта на казенное содержание".
Современники отмечали "дикий произвол воспитателей и еще бОльшую одичалость воспитанников… что-то вроде самоуправления в широких размерах, с аристократиею - представителями физической силы, и плебсом, состоящим из новичков и мальчиков с более деликатным воспитанием. Гардемарины издевались над кадетами и заставляли их прислуживать себе: застилась постели, чистить сапоги и одежду и др.". Не правда ли, как знакомо?
Жизнь казенного воспитанника в корпусе складывалась не так легко. Мальчик был тихий и домашний, но характер его уже прошел нелегкое испытание, когда ему приходилось защищать от озверелого отца мать и грудную сестренку. Соученики издевались над ним, старшие кадеты били, а начальство драло нещадно за малейший проступок - ибо кто же заступится за казенного? Мальчик неплохо учился, но вскоре принял правила игры, - душа его очерствела, и поведением своим вскоре заслужил звание "отпетого", "чугуна", как тогда говорили, и за свои многочисленные выходки «противу дисциплины» не раз и не два ложился под розги, перенося наказание со стоическим спокойствием, мог даже взять на себя чужую вину - просто ради принципа. Однажды уже подростком на спор с самыми старшими, 18-летними, залез на клотик - самую верхнюю мачту. Было принято так демонстрировать свою удаль - в норме на этот клотик лазить вовсе не нужно, это всего лишь хвастовство, пустая бравада. Обычно один воспитанник лез, - а остальные стоят внизу и придерживают мачту, чтобы она не раскачивалась, - но подростки вздумали поиздеваться и раскачали специально. Константин не удержался, упал вниз, едва не разбившись насмерть. Старшим поставили на вид "неуместные развлечения", Константин же опять пошел под розги.
Вероятно, корпусное начальство и само было радо избавиться от способного, но дерзкого казенного воспитанника, - потому что, когда в 1808 году приехали в Корпус набирать добровольцев в действующий флот, то одним из первых отобрали Торсона - хотя ему оставалось учиться еще два, если не все три года. Так юный гардемарин оказался на войне - в возрасте неполных 15 лет.
Ему повезло - лейтенант Сущев, под началом которого оказался Константин, был добрым человеком и под свою личную ответственность разрешил необстрелянному подростку встать под открытый огонь. Вероятно, он рассуждал так, - что героизм в сражении поможет казенному воспитаннику, буде он останется жив, отличиться и сделать карьеру.
После очередного сражения Сущев подал рапорт директору Морского корпуса: "поведения благородного, должность исправлял с рачением… Находясь в сражении, заслужил особенное внимание начальства своею расторопностию и храбростию, за что и рекомендуется в мичмана".
Расчет Сущева оказался верен - Император Александр, когда ему подали рапорт об отличившихся, так растрогался, что распорядился лично произвести в мичманы (сдать экзамены на офицерское звание), хотя по закону Торсону не хватало для первого офицерского звания двух лет. Однако Императору в России, как известно, закон не писан…
В феврале 1809 года, пятнадцати лет от роду, Торсон сдал экзамены в Морском корпусе на звание мичмана - оказавшись 12-м по оценкам среди примерно семидесяти человек семнадцати-восемнадцатилетних оболтусов.
Императорский Указ: "Гардемарин Торсон за отличие в сражении противу шведов при острове Пальво 6 сентября прошлого 1808 года производится в мичманы".
Потом было еще страшное сражение на фрегате "Богоявление Господне" - когда удалось поджечь шведский корабль, и на глазах подростка люди горели живыми факелами прежде, чем корабль противника окончательно пошел ко дну… И опять в рапорте среди отличившихся - мичман Торсон…
В войне 1812 года российский флот не принимал активного участия - но все же пришлось оборонять прибалтийские порты от высадившихся прусских войск.
9 июля 1812 года Торсон был назначен командиром 10-весельного катера, спущенного в районе Либавы с фрегата "Амфитрида" - "для доставления на почту бумаг и за пресной водой". Не подозревая о том, что наполеоновские войска уже заняли Либаву, катер был послан практически невооруженным и обестрелян с близкого расстояния. Первым же выстрелом Торсон был ранен в ногу, а два матроса убиты.
Из донесения: "Несмотря на тяжелое ранение, дал команду поднять парус, сам сел за руль, а матросам велел лечь на дно катера, и провожаемый выстрелами неприятельских солдат, под парусом вышел в море; при том еще пять матросов получили ранения". Лишь после того, как катер возвратился к фрегату и начальство было оповещено о неприятеле в городе, герой потерял сознание…
Высочайший указ 31 июля 1812 года: "Господину флота мичману Торсону. Во изъявление внимания моего к неустрашимости, оказанной Вами 9-го сего июля, когда, будучи посланы на катере в Либаву, нашли там неприятеля и, несмотря на полученную от него тяжелую рану, употребили все меры к спасению команды Вашей, Всемилостивейше жалую Вас кавалером Ордера Св.Анны 3-го класса, коею знак при сем препровождается. Александр".
Награжденный же герой после этого случая год провалялся в прибалтийских госпиталях, перенеся четыре тяжелейших операции…
Дальше карьера его покатилась в том же странном направлении. Сироте нужно было выслужиться. Сироте нужно было на свое жалованье прокормить свою семью - к этому времени сестра Катенька была отдана учиться в Екатерининский институт благородных девиц (женское учебное заведение классом чуть пониже известного Смольного ин-та - в Екатерининский ин-т принимали дочерей обедневших дворян, разбогатевших купцов и мещан, выслужившихся чиновников) и деньги были нужны.
В 1813 году, все еще на костылях и с открытым гнойным свищом, 18-летний мичман был назначен командиром военного транспорта "Святая Анна", перевозившего порох и вооружение для союзных войск. Задание считалось крайне опасным, опытные офицеры отказывались от него: полный трюм пороха означал прекраснейшую возможность для всей команды взлететь на воздух при малейшей возможности, например, при первом же неприятельском обстреле."Святая Анна" сделала три рейса, за что Торсон по рекомендации руководившего операцией Артиллерийского департамента получил благодарность от Морского министра и 26 июля 1814 года был произведен в лейтенанты, а вскоре ему была пожалована также медаль на голубой ленте - в память об участии в войне 1812 года (кстати, первый морской офицер, награжденный за участие в Отечественной войне).
А затем потянулись серые будни… Еще один раз он примет участие в плавании вокруг Европы - лейтенантом корабля "Орел", - затем несколько лет рядовой, скучной, пустой береговой службы на Балтийском флоте в Кронштадте. Старая рана болела и до конца так никогда и не затягивалась, - уже после окончания войны ему сделали пятую операцию. Сестра, окончившая Институт, выросла и превратилась в редкую красавицу (ее звали - "Катерина Петровна - Хрустальная Льдинка"), на которую оглядывались все кронштадские офицеры… Вот только была эта красавица - бесприданницей…
Неизвестно, как бы сложилась дальнейшая жизнь молодого моряка… Неизвестно, если бы не снаряженная к 1819 году казенная кругосветная экспедиция к Южному полюсу - на шлюпах "Восток" и "Мирный".
В конце 1818 года русским правительством было принято решение об отправке экспедиций - к Южному полюсу и в Берингов пролив. При этом инициатива исходила не из морского ведомства, а из более высоких правительственных сфер. В Архиве Военно-Морского флота сохранилось письмо Беллинсгаузена к Николаю I, где он писал о том, что "Александр благословенный поручил мне исполнить собственную мысль и волю в южном полушарии".
Случилось так, что начальником этой экспедиции поначалу предполагался капитан I ранга Ратманов, - но отказался по возрасту и состоянию здоровья. Начальство над экспедицией принял тогда еще мало кому известный Фаддей Беллинсгаузен, получив право сам набрать офицерский состав. Беллинсгаузен был человеком жестким - немало блестящих офицеров, маменькиных сынков хотело бы принять участие в столь экзотическом кругосветном плавании, и немало вышестоящего начальства и просто "влиятельных людей" предлагало своих кандидатов. Однако Беллинсгаузен, по-видимому, понимал, что речь идет не об игрушках для удовлетворения самолюбия юных франтов, - экспедиция по тем временам была крайне опасной. В офицерский состав набирали только тех, кто имел опыт участия в дальних плаваниях и/или военных действиях, и прислушивались исключительно к рекомендациям боевых офицеров. Ратманов же и дал рекомендацию Торсону, и вскоре Беллинсгаузен уже писал: "По хорошему отзыву о вас известных морских капитанов… имею честь пригласить принять участие…"
Его взяли на шлюп "Восток", под начало самого Беллинсгаузена (вторым шлюпом, "Мирный", командовал лейтенант Михаил Лазарев) - 3-м вахтенным лейтенантом, геодезистом и метеорологом, а также "для ведения дневника экспедиции и наблюдения за нравами вновь открытых народов…" Уже в ходе плавания обязанности его расширились - из 3-х вахтенных он переместился в первые, был назначен 2-м помощником капитана, вел коммерческие и дипломатические переговоры в тех цивилизованных, полуцивилизованных и диких странах, где останавливались путешественники…
2 ноября 1819 года Южная экспедиция прибыла в Рио-де-Жанейро, и через три недели двинулись в Южный Ледовитый океан. Земли были неисследованные - тогда экспедиция впервые открыла группу островков в районе Сандвичевой Земли, названных Островами Траверсе (это имя тогдашнего морского министра в России). Но и каждый из островков получил свое собственное название по имени их первооткрывателей, офицеров Южной экспедиции - Беллинсгаузен дал островам имена своих спутников: Завадовского (первого помощника капитана), Лескова (2-го лейтенанта) и… Торсона.
Вот так было описано в дневниках экспедиции открытие этого острова:
"Когда пасмурность и снег прекратились, мы увидели на северо-востоке высокий берег, коего вершина скрылась в облаках; поутру на рассвете открылся остров, совершенно очистившийся от тумана, а на середине острова высокая гора; вершина ее и скаты покрыты снегом; крутизны, на которых снег и лед держаться не могут, имеют цвет темный. Остров круглый, в окружности двенадцать миль, по крутому каменному берегу неприступен, прекрасная погода позволила нам сделать полуденное наблюдение, и широта места нашего оказалась 56'44'18'' южная, долгота 27'41'51'' западная." В этих скупых строках - истинная музыка свершившегося ЧУДА, открытия: и гордость, и радость обретения.
А еще чуть позже (5 февраля 1820 года) экипаж "Востока" впервые увидел то, что прославит экспедицию в веках: "За льдяными полями мелкого льда и островами, виден материк льда, коего края отломаны перпендикулярно и который продолжается по мере нашего зрения, возвышаясь к югу подобно берегу".
br>"Я, - писал Беллинсгаузен, - с первого взгляда узнал, что вижу берег, но офицеры, смотря также в трубы, были разных мнений… Дали знать на шлюп "мирный", что видят берег. Вскоре сквозь тучи пробился пасмурный луч. Он прорезал пасмурность и осветил крутые черные скалы, на которых не было снега. Невозможно выразить словами радость, которая явилась на лицах всех при восклицании: "Берег, берег!". Восторг сей был неудивителен после долговременного единообразного плавания в беспрерывных гибельных опасностях, между льдами, при снеге, дожде, слякоти и туманах… Ныне обретенный нами берег подавал надежду, что непременно должны быть еще другие берега…" Каюсь, - когда я впервые читала эти строки в читальном зале Исторической библиотеки в Москве, - слезы текли у меня по лицу…
Но техническое снаряжение экспедиции тогда не позволило ей подойти ближе к таинственному берегу и убедиться в свершенном открытии - и 29 марта 1820 года экспедиция вернулась в Сидней. Они еще обследовали архипелаги Океании (всего экспедиция открыла 26 обитаемых и необитаемых островов), затем прибыли на Таити (который тогда назывался Отаити), - здесь Торсон руководил всеми экономическими сношениями с местным населением.
Экспедицию почтил своим вниманием сам король острова Помари - недавно воцарившийся в стране после десятилетий кровавых раздоров и усобиц.
Не удержусь, чтобы не привести длинную цитату, она очень колоритна:
"На помосте сидел король, одетый в белые ткани. Его черные густые волосы, коротко остриженные спереди, сзади свисали длинным локоном. Лицо смуглое, впалые черные глаза с нахмуренными густыми черными бровями, толстые губы с черными усами и колоссальный рост придавали ему вид истинно королевский. Король произнес имена Александра I и Наполеона, желая показать свое знакомство с европейской политикой. Королевская семья обедала в кают-компании, при этом моряки заметили, что король и королева всем яствам предпочитают вино… После обеда Беллинсгаузен показывал королю пушки и велел салютовать ему пятнадцатью выстрелами. Помари был доволен такими почестями, но при каждом выстреле, держа Беллинсгаузена за руку, прятался за него… Королю вручили медаль с изображением Александра I. Потом Помари одарил всех офицеров: г-ну Заводовскому положил в карман две жемчужины и сверх того подарил ему большую белую ткань; господам Торсону, Лескову и другим дарил также ткани. Каждый из них со своей стороны старался отблагодарить короля разными подарками".
Выполняя свои обязанности этнографа экспедиции, Константин Петрович старательно изучал нравы и быт диких народов - сохранилась запись о том, как однажды он полдня гонялся на ялике за лодкой каких-то таинственных дикарей, пытаясь приманить их подарками, а островитяне в обмен кидались кусками кораллов и гнилыми кокосовыми орехами. Зато открытый благодаря этому населенный остров был назван именем Великого князя Александра Николаевича (т.е. будущего императора-реформатора Александра Второго).
А затем - снова льды, месяцы одних только льдов, вечное ледяное безмолвие… В октябре 1820 года снова двинулись к берегам Антарктиды и 17 января 1821 года в 11 часов утра вновь увидели вдали ледяной берег… Однако, поскольку в них ударил айсберг и открылась течь, то исследования пришлось прервать и спешно повернуть обратно.
24 июля 1821 года Южная экспедиция с триумфом вернулась в Кронштадт, и Торсон пал в объятия дожидавшихся его на берегу матери и сестрицы.
Экспедиция продолжалась 808 дней; за участие в ней все офицеры (наш герой в том числе) были награждены орденами Владимира IV степени, удостоены личной аудиенции у Александра I, который "за уважением отличного усердия к службе и трудов, понесенных во время вояжа вокруг света и особливо к Южному полюсу" повелел выплачивать участникам экспедиции двойное жалование до тех пор, пока они будут оставаться в морской службе.
Блестящая карьера открывалась перед молодым исследователем - вскоре он переводится из Кронштадта в Петербург "для окончания дел по вояжу к Южному полюсу, обработке материалов экспедиции и составлению записок Южной экспедиции". Тогда же Торсон был для лучшего выполнения своих новых обязанностей назначен старшим адъютантом Адмиралтейства (Морского министерства).
А дальше… О, дальше была совсем другая история. Пока скажу лишь следующее:
Когда несколько лет спустя, уже после происшедшего восстания декабристов и отправки Торсона в Сибирь, Беллинсгаузен взялся издавать описание экспедиции ("Двукратные изыскания в Южном ледовитом океане…"), - то безжалостные цензоры постарались вымарать оттуда неугодное имя государственного преступника. К редактуре книги приложил особенные усилия тогдашний председатель ученого комитета Морского штаба - Л.И.Голенищев-Кутузов. "Всему виноват Логин Иванович Кутузов, взявшийся за издание… - писал в 1834 году Михаил Лазарев своему другу Шестакову. - Отдал в разные руки и, наконец, вышло самое дурное повествование весьма любопытного и со многими опасностями сопряженного путешествия. Я не знаю, в каком виде представил оное Беллинсгаузен, но ясно вижу, что слог в донесении моем к Беллинсгаузену после разлучения нашего и по прибытии в Порт-Жаксон изменен совершенно, а кто взял на себя это право, не знаю".
Вахтенный же журнал "Востока", как и вахтенный журнал "Мирного", впоследствии исчезли, - вероятно, погибнув вместе с основным архивом Беллинсгаузена.
Вероятно, Голенищев-Кутузов или кто-то по его указке совершил впервые эту подмену - открытый островок в Тихом океане, названный именем Торсона, был переименован. Теперь он назывался остров Высокий, "потому что он отличается от прочих своей высотою".
Именно под этим названием остров фигурирует до сих пор на географических картах мира.
… И лишь на сохранившемся в историческом музее в Москве рисунке художника П.Н.Михайлова, - также участнике Южной экспедиции, - под изображением крошечного, окутанного облаками островка сохранилась собственноручная подпись художника: "Остров Торсона"…
(продолжение следующим постом)