Насчет последнего - нет, не сидели. Два ксендза (тоже из ссыльных, получивших разрешение) были в Иркутске (собственно, на тот момент в Иркутстке еще построенного костела как такового нет, часовня) и они имели разрешение раз в год разъезжать по всем заводам и деревням, где были ссыльные католики. Что собственно и делали. Может быть, конечно до каких-то совсем глухих углов они не доезжали и устраивали в более крупных деревнях "сборные пункты", это надо узнавать подробнее. У меня где-то есть статья про историю католического прихода в Иркутской губернии, надо порыться и посмотреть, что там. Но Рукевич пишется именно про церковь - возможно, он действительно хочет посещать церковь (не причащаясь) чаще, чем раз в год. А вот вариант с тем, что он униат, очень любопытен. Хотя он везде показан католиком, но я уже сталкивалась с тем, что историки старой формации это путают, сейчас когда начинаю разбираться с кругом филоматов, внезапно выясняю, что там половина как раз униаты. Униатского храма для ссыльных в Сибири явно нет :) (дело происходит еще до 1839 года),, вопрос, могли ли униаты причащаться в православном храме, для меня еще более запутанный. Вот здесь, например, http://naiwen.livejournal.com/1240744.html я цитировала мемуары Алоизия Песляка и тоже задумалась по контексту над тем, не униат ли он:
«На меня обращено было особенное внимание, и обрушилась вся тяжесть обучения ружейным приемам, маршировке и проч. в учебной, где приходилось по несколько часов сряду употреблять одновременно в дело горло, руки и ноги, так что свободного от учения времени оставалось не более 8-ми часов в сутки, часть которых — около двух часов — опять-таки посвящалась на то, чтобы сапоги, пуговицы, ружье и проч., отчищенные кирпичом, блистали как зеркало, а остальные 6 часов проходили незаметно в отдохновении и чтении «Четиминеи», данной мне священником с тем условием, чтобы я, в виде контроля, передавал в рассказах жизнь святых отцов его многочисленному семейству, благодаря чему жизнь святых и их страдания остались так твердо в моей памяти, что я впоследствии мог передавать эти рассказы своим малолетним детям. Ненависть и зависть нескольких собратий, грубых и закоснелых солдат, произвела то, что меня называли в батальоне фармазоном, так что начальство, подозревая, не принадлежу ли я действительно к масонскому обществу, несколько раз приказывало приводить меня под конвоем к развернутому фронту батальона и здесь, перед аналоем с лежащим на нем евангелием, священник в полном облачении, с крестом в руке, заставлял меня слагать крестное знамение, которое несколько раз поправлялось им и батальонным командиром, затем поднять правую руку с этим знамением вверх и повторять за ним как можно громче, что «я клянусь не принадлежать более ни к каким масонским ложам».
no subject
А вот вариант с тем, что он униат, очень любопытен. Хотя он везде показан католиком, но я уже сталкивалась с тем, что историки старой формации это путают, сейчас когда начинаю разбираться с кругом филоматов, внезапно выясняю, что там половина как раз униаты. Униатского храма для ссыльных в Сибири явно нет :) (дело происходит еще до 1839 года),, вопрос, могли ли униаты причащаться в православном храме, для меня еще более запутанный.
Вот здесь, например, http://naiwen.livejournal.com/1240744.html я цитировала мемуары Алоизия Песляка и тоже задумалась по контексту над тем, не униат ли он:
«На меня обращено было особенное внимание, и обрушилась вся тяжесть обучения ружейным приемам, маршировке и проч. в учебной, где приходилось по несколько часов сряду употреблять одновременно в дело горло, руки и ноги, так что свободного от учения времени оставалось не более 8-ми часов в сутки, часть которых — около двух часов — опять-таки посвящалась на то, чтобы сапоги, пуговицы, ружье и проч., отчищенные кирпичом, блистали как зеркало, а остальные 6 часов проходили незаметно в отдохновении и чтении «Четиминеи», данной мне священником с тем условием, чтобы я, в виде контроля, передавал в рассказах жизнь святых отцов его многочисленному семейству, благодаря чему жизнь святых и их страдания остались так твердо в моей памяти, что я впоследствии мог передавать эти рассказы своим малолетним детям. Ненависть и зависть нескольких собратий, грубых и закоснелых солдат, произвела то, что меня называли в батальоне фармазоном, так что начальство, подозревая, не принадлежу ли я действительно к масонскому обществу, несколько раз приказывало приводить меня под конвоем к развернутому фронту батальона и здесь, перед аналоем с лежащим на нем евангелием, священник в полном облачении, с крестом в руке, заставлял меня слагать крестное знамение, которое несколько раз поправлялось им и батальонным командиром, затем поднять правую руку с этим знамением вверх и повторять за ним как можно громче, что «я клянусь не принадлежать более ни к каким масонским ложам».